Ассегай

– Это в каком еще смысле? – Пенрод поднялся. – Ладно, можешь идти.

– Последний вопрос, сэр, если позволите.

– Валяй, спрашивай. Только я уже догадываюсь, о чем спросишь, так что ничего не обещаю.

– Вы каким-то образом обмениваетесь сообщениями с Евой Барри, пока она в Германии?

– С Евой Барри? Это ее настоящее имя? Так и думал, что фон Вельберг лишь для прикрытия. Вижу, ты знаешь ее лучше, чем я. Только не ищи в моих словах двойного смысла.

– Вы не ответили на мой вопрос, генерал.

– Неужели? Разве не ответил? Ну, пусть оно так и остается.

Приехав в Тандала-кемп, Леон первым делом заглянул в палатку Макса Розенталя. Тот складывал вещи в дорожный мешок.

– Уходишь от нас, Макс?

– Местные настроены против таких, как я. Того и гляди начнутся погромы. Не хочу провести всю войну в британском концлагере. В общем, отправляюсь к германской границе.

– Мудрое решение, – согласился Леон. – Думаю, здесь скоро многое переменится. Собираюсь на поле, хочу поговорить с Густавом насчет аэропланов. Если задержишься до утра, я, может быть, подброшу тебя к Аруше.

Он вернулся в Найроби ближе к сумеркам, но на главной улице царило непривычное оживление, и пришлось протискиваться между повозками, на которых в город прибыли поселенцы с дальних ферм. По колонии расползся слух, что фон Леттов-Форбек сосредоточил на границе ударную группировку и готов выступить маршем на Найроби, разоряя и сжигая по пути подвернувшиеся хозяйства. На плацу у штаба КАС солдаты генерал-майора Баллантайна спешно ставили палатки для размещения беженцев. Женщины и дети осваивались на новом месте, тогда как мужчины подтягивались к сборному пункту в помещении банка «Барклайз», где лорд Деламер формировал из волонтеров полк легкой кавалерии.

Проезжая мимо, Леон обратил внимание на несколько собравшихся в стороне от пыльной улицы групп добровольцев, пылко обсуждавших перспективы надвигающейся войны и ее возможное влияние на жизнь колонии. Неподалеку стояли оседланные лошади. Большинство волонтеров были вооружены охотничьими ружьями и горели желанием поскорее выступить против Леттов-Форбека и его аскари. Леон покачал головой. Глупцы. Думают, война – это что-то вроде большой охоты на цесарок. И никому, похоже, не приходит в голову, что немцы будут стрелять в ответ.

Какой-то человек выбежал из телеграфной станции напротив банка, размахивая над головой бумажкой.

– Сообщение из Лондона! Сообщение из Лондона! Началось! – прокричал он. – Кайзер Билл объявил войну Британии и всей империи! По местам, парни, нас слава ждет!

Отовсюду послышались восторженные крики. Мужчины потрясали бутылками. «Чтоб ему сдохнуть!» – орали тут и там.

В толпе преимущественно знакомых лиц мелькнула физиономия Бобби Сэмпсона. Леон собрался было спешиться и составить компанию старому приятелю, как вдруг вспомнил про Густава. Как поведет себя немец теперь, когда война стала фактом? Какие инструкции оставил ему на такой случай предусмотрительный граф Отто?

Леон развернул лошадь к площадке для поло.

Когда он добрался туда, уже совсем стемнело. Днем прошел дождик, так что земля была мягкая и приглушала стук копыт. За брезентовыми стенами ангара горел огонь. Сначала Леон подумал, что кто-то ходит внутри с фонарем, но свет был слишком яркий, живой и вдобавок мигал.

Пожар!

Предчувствие не обмануло. Он соскочил на землю, бесшумно подбежал к двери и остановился на секунду, оценивая ситуацию. Источником света был факел, который Густав держал высоко в руке. Оба аэроплана стояли на своих обычных местах, хвостом к хвосту, в противоположных концах ангара. Для каждого предусматривались отдельные ворота, что позволяло вкатывать или выкатывать одну машину, не трогая другую.

Густав уже порубил деревянные контейнеры, в которых аэропланы прибыли из Германии, и сложил под фюзеляжем «Шмеля» пирамидку из досок. Занятый подготовкой поджога, он не замечал стоявшего за спиной Леона. В правой руке механик держал факел, в левой – бутылку шнапса. Слегка покачиваясь, он произносил прощальную речь:

– Такого трудного поручения у меня еще не было. Вы – плод моего ума. Вы – творение моих рук. Мне знакома каждая черточка ваших чудных тел. Я построил вас собственными руками. Я трудился над вами долгими днями и ночами. Вы – памятник моему гению. Вы… – Густав шмыгнул носом, приложился к бутылке и громко икнул. – И вот теперь я должен уничтожить вас. Часть меня умрет с вами. Жизнь моя без вас – как пепел от костра. Лучше бы мне самому сгореть с вами. – Он бросил факел в дровяную пирамидку, не рассчитал, и тот, пролетев выше, ударился о пропеллер, отскочил, разбрасывая искры, упал и откатился назад. Немец с проклятием наклонился.

И тогда Леон прыгнул. Прыгнул и врезался в Густава в тот самый момент, когда механик дотянулся до факела. Немец рухнул, выронив бутылку, но удивительным образом удержав факел.

С поразительным для человека внушительных размеров проворством Густав перекатился на колени и с ненавистью уставился на противника:

– Будешь мешать – убью!