Ассира

Галька снова протянула мне ножницы. Закрыв глаза и сильно втянув в себя воздух, я мысленно спросила разрешения у отца, дождалась его согласия и, открыв глаза, с силой пнула ногой Галькину руку. Та взвизгнула, схватилась за ушибленную кисть другой рукой, согнулась вдвое. Ножницы подлетели высоко вверх и, ударившись о кирпичную стену, упали рядом с моей ногой. Девчонки ахнули. Я быстро нагнулась, схватила ножницы и с силой воткнула их в Галькину мягкую и толстую ляжку. Шерстяные штаны треснули, и моментально пропитались кровью. Такого оглушающего визга я никогда еще не слышала. Мне было страшно, но в душе я ликовала.

Я победила. Галька Штамм оказалась в больнице, и, к тому же, потом ее посадили под домашний арест. Правда, и я оказалась под домашним арестом. Галькина ненадежная банда разбежалась врассыпную, а потом они даже смотреть боялись в мою сторону. А я осталась с фингалом на лице, с синяками по всему телу, цвет которых мне жутко нравился, и со своими нетронутыми, длинными, вьющимися волосами, которые папа называл “золотом”.

Алису впечатлил мой рассказ, она назвала меня смелой, это была лучшая похвала. А с Сашкой Васильевым, из-за которого все произошло, я впервые и целовалась потом, примерно через год после описанных событий. До этого он боялся подойти ко мне. Хотя он мне ни капли не нравился, как и другие мальчишки.

Я рассказала отцу о причине ссоры. Он пожал плечами, зачесал пальцами растрепанные рыжие волосы назад, нахмурил брови. В тот же вечер он пригласил нас с Алисой на кухню, погасил свет и в полной темноте рассказал нам о том, что делают мужчины и женщины, чтобы у них появились дети. Что это интимное действие очень секретное, должно совершаться по большой любви и обоюдному согласию. Он сказал, что лучше всего дождаться совершеннолетия, а уже потом вступать в половую связь с тем, кого любишь. А еще лучше – в начале закрепить отношения законным браком. Мы слушали молча, не хихикая только потому, что обе уважали отца. Но обо всех этих секретах мы уже знали. После того, как мы с Алисой умылись и легли в кровати, еще два часа шепотом разговаривали о том, кто кого выбрал в будущие половые партнеры, и во сколько лет все это произойдет.

***

– Убежим на пару дней в горы?

Отец шел рядом со мной, рыжие вихры трепал ветер, и его лицо казалось спокойным и счастливым. Я рассмеялась. С ним всегда было проще, чем с мамой.

На следующий день я встала по будильнику, оделась, наспех позавтракала, и, оставив матери записку, выбежала из дома. Отец уже ждал. На заднем сидении машины сидел черный пес Лука. Я села рядом с Лукой, едва сдерживая радость от предстоящего приключения. Мы проехали пару кварталов и внезапно остановились у маленького двухэтажного дома. Отец натянуто улыбнулся в зеркало заднего вида:

– С нами поедет тетя Света. Надеюсь, ты не против?

– Тетя Света? – переспросила я, округлив глаза.

Возмущение, обида, ревность сразу же заклокотали в горле – еще чуть-чуть, и вся эта жгучая лава выплеснется наружу. Он думает, что я буду делить его с этой “шлюхой Светкой”, как называет ее мама? Как бы не так! Я открыла рот, но не смогла вымолвить ни слова. Изо всех сил сжав кожаный ошейник Луки, я мечтала только об одном – не разреветься.

– Милая, ты ведь знаешь, портрет Светы так и не закончен. Мне нужен особенный свет, природные краски. Я нуждаюсь во вдохновении, думаю, тогда, я смогу закончить его, и внести ту жизнь, которой сейчас в нем нет. Поэтому я позвал с нами Свету. И она отнеслась к моей просьбе с пониманием. Ты ведь не против?

Я по-прежнему молчала. Я не знала, что ответить ему. Что-то оборвалось у меня внутри, словно меня только что страшно предали. Мне наплевать было на мать, но то, что он обманул меня – это было непростительно. Лука лизал меня в щеку, я оттолкнула пса, отвернулась к окну.

Светлана выпорхнула из подъезда, словно яркая, легкая бабочка. Ее наряд совсем не был похож на походный. Она села в машину рядом с отцом, сказав мне “привет”. Машину заполнил аромат приторно-сладких, цветочных духов. Я уткнулась в шею Луки и мечтала о том, чтобы отцовская машина сломалась на полпути.

Глава 6

Иногда я теряюсь в самой себе. Это страшно. Сижу перед мольбертом, смотрю на него, а в голове абсолютная пустота. Белый густой туман. И ни одной мысли, ни одной идеи. Так может продолжаться день, два и даже неделю. Я называю это состояние “синдром зародыша”. И вроде бы, знаю, что это временно, что скоро все закончится, но, чем больше думаю об этом, тем сильнее меня охватывает паника. Это очень опасное состояние для творческого человека. Где-то читала статью известного психолога о том, что подобные срывы часто приводят к трагедиям. Я согласна с ним. Этот чистый белый лист в голове и бессмысленная тишина – это как смерть и даже хуже. Иногда хочется только помочь ей справиться с твоим физическим отражением.

Когда мне было одиннадцать, я не терялась в самой себе. Но в этом возрасте я потерялась в лесу. И это тоже было страшно.