Ассирийская магия

Менее могущественная магия стремилась принудить к содействию более могущественную. Здесь наблюдалась своего рода непоследовательность, которая, тем не менее, не была в состоянии смутить общественное сознание. Только позднее, благодаря новому поступательному развитию мысли, возникло представление о том, что божество способно устоять против требований мага и его можно склонить к оказанию помощи посредством восхваления и лести или же подкупить дорогостоящими жертвоприношениями. В истории ассирийской магии присутствуют эти различающиеся этапы.

Традиция, время возникновения которой мы не в состоянии установить, но которая представляется очень древней, приписывает изобретение всех полезных искусств, и особенно магии богу Эа[472]. Следы этой традиции часто встречаются в заклинаниях, которые выводят на сцепу этого бога и его сына Мардука. Этот последний, сжалившись над больным, состояние которого описывается вначале, идет искать своего отца и рассказывает ему о разрушениях, произведенных болезнью. Эа заставляет себя упрашивать, отговариваясь тем, что его сын не менее мудр, чем он сам, но в конце концов указывает лекарство, которое исцелит смертельное заболевание:

«Ламашту вышла из глубины моря; судьба происходит из глубины небес. Аххазу покрывают землю как трава. До четырех углов горизонта их ярость угнетает, жжет как огонь; они делают людей больными в их жилищах, наполняют страхом их тела. В городах и сельской местности они вызывают страдания, они заставляют плакать и малых и старых, сковывают мужчин и женщин, наполняют их мукой; в небесах и на земле они свирепствуют подобно буре и бросаются в погоню: испуская вопли, они прибегают туда, где бог проявит свой гнев. Чуть только встретится им человек, против которого раздражен его бог, они покрывают его как одежда, они набрасываются на него, наполняют его ядом, связывают его руки, связывают его ноги, терзают его бока, орошают его желчью. При помощи проклятия и колдовства его тело было приведено в изнеможение, и его грудь ослабела от удушья, кашля. Пена, слюна наполнила его рот; на него набросились стоны и мучения, он совершенно обессилен. День и ночь он бродит, болезнь не дает ему покоя. Мардук видит его; он идет искать отца в его дом и говорит ему: „Отец мой, Ламашту вышла из глубины моря". На второй раз[473] он рассказывает ему эту вещь: „Я не знаю ни того, что случилось с этим человеком, ни того, как с этим бороться". Эа отвечает своему сыну Мардуку: „Сын мой, чего ты не знаешь и чему я могу тебя научить? Мардук, чего ты не знаешь и что я могу добавить к твоей науке? То, что я знаю, ты знаешь тоже. Иди, сын мой Мардук! Пусть... госпожа равнин и вершин...[474]. Пусть Никилит, господин тварей, перенесет его жестокую болезнь на паразитов земли. Пусть Даму, великий экзорцист, передаст свои благоприятные мысли. Пусть Гула, госпожа, которая воскрешает мертвых, воюющая касанием своих священных рук. И ты, Мардук, милосердный господин, который возвращает мертвых к жизни, рассей его чары своим священным заклинанием, которое дает жизнь. Пусть этот человек, сын своего бога, будет чистый, блистающий, сияющий; пусть он будет омыт как сосуд с сиккати, пусть он будет очищен как сосуд со сливками! Шамашу, первому из богов, поручи его; пусть Шамаш, первый из богов, поручит его благоприятным рукам его бога, чтобы его спасти"»[475]. Диалог между Эа и Мардуком встречается в заклинаниях так часто и в настолько одинаковых выражениях, что чаще всего на него указывали посредством следующих трех реплик: «Мардук видит его. — То, что я (я знаю).— Иди, сын мой»[476].

Мардук выступает не только ходатаем за человека перед лицом Эа, следует отметить, что в качестве такового он наследует науку своего отца. Заклинание здесь даже обозначается как собственное орудие Мардука[477]. Мардук является «господином экзорцизма, магом богов»[478]. «Заклинание — это заклинание Мардука, экзорцист — образ Мардука» [479].

Представляется, что впервые боги появились в ассирийской магии одновременно с краткими упоминаниями, заключающими некоторые заклинания, которые, как можно полагать, охотно добавляли уже задним числом, поскольку связь между ними и текстом весьма слаба, и в которых экзорцист просто утверждает, что воля Эа, Шамаша и Мардука согласна с его собственной. «Я уничтожу твое колдовство, я заставлю твои слова вернуться тебе в рот. Чары, которые ты навела, пусть падут на тебя; изображения, которые ты сделала, пусть помутят твой разум; воды, которые ты... пусть обернутся против тебя; пусть твое заклинание не достигнет, пусть твои слова не заденут меня. По приказанию Эа, Шамаша, Мардука и Белит, государыня богов»[480].

Похоже, что экзорцист, который, желая получить помощь от бога, считал необходимым просить ее и больше не довольствовался простым утверждением того, что она обретена, уже имел более возвышенное представления о божестве. Ранее эта просьба формулировалась в повелительном тоне, исключавшем возможность отказа: