Ассирийская рукопись

Ах, с каким съедающим нетерпением шагал я к музею! Вот и знакомая дверь — уже отперта. Значит, кто-то остался на свободе и мог распорядиться... Первым встретил меня татарченок, и тотчас-же мордашка его, с оттопыренными ушами округлилась, как блин, и засверкала зубами.

Дальше Букин. Старик от радостной неожиданности даже побежал мне навстречу. Торжественно поцеловал и долго тряс руку.

— В чем дело, в чем дело!? — допытывался он.

— Кто еще арестован? — спросил я.

— Сережа. А разве его не освободили с вами?

— Не знаю.

— Идите наверх, там Инна. Расскажите...

Эта, взвизгнув, бросилась мне на шею. Потом тревожно спохватилась:

— А Сережа?

— Ничего не знаю...

У Инны ужасный вид. Должно быть, она не спала всю ночь: лицо посерело, черные тени под глазами. Дрожит от беспокойства.

— У нас был обыск, еще с вечера. Все перерыли, пересмотрели. Спрашивали тот проклятый вчерашний ключ... Бедный братишка... за что его?

Я рассказал, как ночью видел Сергея. Умолчал только, что он был в подвале.

Но расспрос о ключе уже говорил многое. Значит, кто-то воспользовался потерей ключа чтобы скомпрометировать Сергея, может быть, сочинить на этой почве какую-нибудь небылицу. Но кто мог это сделать? Очевидно тот, кто хорошо знал нашу повседневную жизнь. Здесь пришлось применять метод исключения. Я — этого не делал, Инна, конечно, тоже. От старого Букина такого доноса я ждать не мог. Слишком он был порядочный человек. Оставалось одно: либо наш татарченок, по-ребячески разболтав и прикрасив вчерашнее происшествие, дал материал какому-нибудь досужему шептуну, либо виной всего был Жабрин. И последнее было вернее.

— Ух, какой гад, — даже заскрипела зубами Инна, — но, милый Морозочка, если это он, то зачем все это? Чем ему Сергей помешал?

Это и для меня было загадкой. А, может быть, основной причиной были политические подозрения? Ведь недаром-же следователь спрашивал — не офицер ли Сергей. Может быть, его злополучно путают с каким-то белогвардейцем Киряковым, и тогда версия о доносе Жабрина теряет свою убедительность. Беспокойства нашего, в общем, разговор не уменьшил. Надо было что-то предпринимать. Я посоветовал Инне отнести Сергею в Чека передачу, а сам решил отправиться в Губоно и там позондировать почву.

Навстречу по лестнице бежал через три ступеньки Жабрин. От татарченка он уже узнал о моем освобождении.

— Поздравляю, поздравляю, — задыхался он, и смеялся и сочувственно ахал и даже рукой к моему плечу прикоснулся, словно убедиться хотел, что это действительно я, а не призрак.

— Неужели он? — думал я, — как трудно поверить...

— А... Сергей Васильевич... еще в заключении? — шопотом спросил он и скользнул глазами как-то вкось, до пола.

Он! — решил я.

* * *

Вошел в Губоно, в кабинет к заместителю. Тот был один и испуганно удивился.

— Вы... откуда?

— Сейчас из музея, а утром из Чека...

— Вас, стало быть, освободили?

Я рассказал ему все, что счел нужным. Слушал он меня с большим любопытством, расспрашивал о подробностях не столько моих приключений, сколько того, что я видел в Чека. Очевидно, это учреждение интересовало его, как и многих, особым, почти паталогическим интересом. Спрашивал он полушопотом, с таким конспиративным видом, что со стороны мы, наверное, походили на двух заговорщиков.

— Но вот, что грустно, товарищ, — сказал я. — Киряков-то остался сидеть, и я уверен — по ошибке. А время, сами знаете, горячее, и ошибки бывают всякие...

Зам решительно прервал меня и даже встал из-за стола.

— Раз арестован — значит, были причины. А рассуждать об ошибках не наше дело. В свое время все выяснится. Извините, но я очень занят...

Уходил я, не могу сказать, чтобы очарованный своим начальством.

Товарищи, с которыми я беседовал, посоветовали ждать, и кое-кто из людей партийных и отзывчивых обещали навести справки.

* * *

Когда я вернулся, жизнь в музее текла обычной своей чередой, и мой инцидент уже всем казался исчерпанным. Только не было Инны, которая ушла с передачей. Букину во что бы то ни стало нужно было открыть кладовые.

— И так это дело тянется уже третий день. Давайте вскроем дверь и потом закажем ключ.

— Но, — осторожно возражал Жабрин, — как же мы, сломав замок, оставим дверь не запертой? Я думаю, что будет лучше изготовить ключ, а уж потом — вскрывать.

— А сколько времени мы будем ждать ключа?

— Ну, день-два. Не более трех...

— Позвольте, — вмешался я, — ключ будет изготовлен в два часа. Сосед, знакомый слесарь, это сделает...

— Конечно, как хотите... Но предупреждаю, товарищи, что могут быть неприятности. То же Губоно нас может обвинить, если дверь нам не удастся запереть и... что-нибудь пропадет.

Этот предостерегающий тон меня возмутил.

— Ломаем, и никаких чертей! Я лично буду отвечать за все...

Жабрин вздернул плечами и круто повернулся.

— Я здесь не участник!

— Тем лучше, — раздраженно ответил я.

Война с ним начиналась в открытую.