Ассистент клоуна

Полковник согнал на арену артистов, ассистентов, униформистов и прочий обслуживающий персонал, включая электрика Семеныча и вахтершу Клавдию Петровну, которая почему-то явилась с бутылкой воды и маленькой иконкой святой великомученицы Татианы, пострадавшей, как известно, за любовь. И все, затаив дыхание, следили за тем, как Фомка под наблюдением прапорщика-собаковода обнюхивает черный ящик Ипсиланти. Она кинулась было нюхать зеркальное нутро, но быстро убрала морду — то ли собственное изображение не понравилось, то ли увидела такое, чего видеть не надо. Зато подробно и с интересом обнюхала ножки, крышку, вяло тявкнула на девицу из кордебалета и, наконец, уселась рядом с ящиком, виляя хвостом, как авторучкой, будто расписываясь в собственной несостоятельности.

— Ничего не понимаю! — объявил прапорщик-собаковод, видя бесплодные потуги собаки. — Чтобы Фомка след не брала — так не бывает. Она даже через насморк след берет.

— Вы ей мяса дайте, — посоветовал Коля Секвойский. — Без мяса животные не работают. Пока тигру мяса не дашь, он хрен вам на тумбу залезет.

— Где купальники шьете? — поинтересовалась практикантка у облаянной танцовщицы.

— А может, из него какой тайный ход есть? — заподозрил Сантехник. — Бывает, что и стояк не туда ведет.

И полез, дурак, под ящик.

Но тайного хода не оказалось. В самом манеже тоже никаких отверстий не наблюдалось. Иванов, уже всерьез заподозрив неладное, стал опрашивать собравшихся: кто и что видел или слышал? Но те, кто был на арене, как выяснилось, видели одно и то же. Они видели, как Сонька вошла в ящик, а потом видели, что она оттуда не вышла. После чего грянул победный марш.

— А что я должен был играть? Вальс? — оправдывался капельмейстер

Ясикович. — Нам положено марш, мы марш и играем. Нам за это деньги платят. Хотя, с другой стороны, гражданин следователь, это такие деньги, что почти не деньги. — И, придвинувшись поближе к Иванову, доложил: — А Секвойский ворует у тигров мясо и меняет на водку. Поэтому они на тумбу и не лезут.

— Дьявол! Дьявол это! — вдруг возопила Клавдия Петровна. — Говорила я этому еврею! Говорила! Разве ж можно божий мир переделывать? — И принялась кропить ящик из бутылки.

— Ипсиланти не бывает еврей, — почему-то обиделся Ясикович. — Ипсиланти бывает грек.

— Наверно, короткое замыкание, — встрял электрик Семеныч. — Если изоляция слабая, точно замкнуло. А когда замкнет — мало не покажется.

— Какое замыкание? Там даже проводов нет, — высказался Вовка-шпрех.

— А я тебе говорю, что бывает и без проводов. Сам видел: проводов нет, а искра идет. Искра — она по-всякому ходит, — не сдавался Семеныч.

— Тьфу ты, господи! — опять запричитала Клавдия Петровна. — Понаделали дьявольских сосудов. Ездют по Европам. Детей сиротами оставляют. В церкви свечки специально задувают. — И перекрестилась.

— Что она, от вашего замыкания дотла сгорела? — не поверил с высоты своего опыта Иванов. — Трупа-то нет. Даже золы нет. Где труп, я вас спрашиваю?

Артисты дружно потупились и развели руками, всем своим видом показывая, что Иванов, в принципе, прав, но труп они не брали. Не брали, хоть Иванов прав. Сонька, конечно, по размеру маленькая была, но не настолько же, чтобы даже настоящая служебная овчарка ничего не унюхала. Антошка, сняв шляпу, молчал, угрюмо поглядывая на Ипсиланти. Явно подозревал в нечистом. Оно и понятно: происходящее не вписывалось ни в одну его репризу. Что же касается самого Ипсиланти, то он, видать, с перепугу понес форменную околесицу про изменение климата, перемену системы ценностей и вконец перепутанные государственные границы, на что никаких зеркал не напасешься.

— Сами зеркалов понабили, понакрошили, а я отвечай, — ныл Ипсиланти. — С грузчиков спрашивайте. Это они ящик не той стороной поворачивали. А его вообще вертеть нельзя. Все пропадает.

— Какие зеркала? — грубо отозвался Иванов. — Мне что, зеркало твое допрашивать? Еще про бритву расскажи. И пену для бритья. Вы находитесь на следственном эксперименте, а не в парикмахерской. И не морочьте нам голову. Куда девицу дели?

— А-а-а, я понял! — стукнул себя по темени руководитель конного аттракциона Магомадов. — Девушка не был. Сначала был, а потом не был. Жениться украли. У нас в горах так тоже бывает: сначала человек есть, потом человек нет. Один только эхо остается. — И издал протяжный звук, который должен был напоминать эхо в горах.

Но никто с этим не согласился. Все видели, как Сонька целовалась со мной на трапеции, хотя даже на мне собака ее запаха не обнаружила. Потом видели, как она, живая, входила в ящик, а теперь не выходит. Кое-кто из артистов, правда, косился на меня, но факт оставался фактом: я ее к ящику не водил. И вообще я этому ящику не хозяин. А кто хозяин? То-то и оно. Кто хозяин — тот и отвечает. Можно было не сомневаться, что карьера великого иллюзиониста Георгия Ипсиланти подошла к концу. Тем более что его тут же увели через служебный вход и посадили в микроавтобус цвета морской волны.

Напоследок Иванов как-то плотоядно оскалился и, глядя на меня, спросил:

— Хороша была девка, а?