Когда мы, наконец, коснулись ногами манежа, оркестр обрушил на наши головы такой бравурный марш, будто мы только что покорили космос. Меня, честно говоря, изрядно пошатывало, руки тряслись, и я отправился на рабочий двор покурить. Руки, как я сказал, трясутся, никак спичку зажечь не могу. И Сонька рядом вертится, спокойная, деловая.
— Теперь, — говорит, — все видели, как я тебя люблю. Про это в газетах напишут. Разговоры пойдут. Попробуй теперь только не жениться.
— И после всего, что было, ты еще за меня замуж хочешь?
— А какая разница? — отвечает серьезно. — Может, именно теперь ты и стал мне самым близким.
— Знаешь что, — говорю, — иди-ка ты в свой ящик. А то у Ипсиланти без тебя чудо не получится.
В этот момент и на рабочем дворе стало слышно, как наш шпрехшталмейстер Вольдемар Серебрянский, а между нами — Вовка-шпрех, орет на весь цирк:
— Иллюзионное шоу “Сотворение мира”! Отрицание времени и физики тела! Стирание граней и опровержение истории! Заслуженный артист респу-у-ублики Георгий Ипсиланти-и-и!
Полнейший бред. Чего только не наворотят для красоты. Сотворение мира! Каждому надо свой мир сотворить. Этот их уже не устраивает. Или мирок. То есть пожениться.
У нас тут, кстати, с полгода назад один наездник женился. Из конного аттракциона Магомадова. Сам он то ли аварец, то ли кабардинец, этот наездник, то ли вообще горский еврей. Я в этом не разбираюсь. А поженился он на мордовской девушке из-под Рузаевки. Она у нас в кордебалете танцевала. И вот поехали мы все в Мордовию, чтобы не обидеть молодых. Вся деревня нас встречала. Хоровод устроили. Встали в кружок, ходят по кругу и поют по-своему, по-мордовски. А, может, и не по-мордовски. Но поют:
— Лу-у-ганя-сакелуня, лу-у-уганя-сакелуня. Очки-точки-трумбаточки-очки-точки-трумбата. — И опять: — Лу-у-ганя-сакелуня, лу-у-уганя-сакелуня…
И так минут сорок.
На другой день в местном сельсовете их расписали. Тут же шампанского выпили и водкой разбавили, чтобы не шипело внутри. А на обратном пути невеста потребовала заехать на кладбище, к дедушке.
— Дедушка, — говорит, — так мечтал меня невестой увидеть! Надо заехать.
Вроде как традиция такая у них. А может, просто дедушку любила. Короче, поехали мы на кладбище, и почти вся деревня с нами. Всем ведь охота на кладбище съездить. Особенно в день свадьбы. Да еще в жару. А жара, кстати, такая стояла, что могильные плиты плавились. Так вот, приехали мы, расположились вокруг дедушкиной могилки, водку достали, закуску, все, как положено. Стали тосты произносить. Сначала за молодых, вторым делом, как принято, за родителей, потом — за дружбу народов. И как-то так хорошо стало, по-домашнему. А руководитель акробатического номера лилипутов, лилипут Альфред, вдруг покачнулся, прислонился к деревцу и заявляет:
— Теперь дедушка сказать хочет.
Лилипуты — они маленькие такие, им много пить нельзя. Что хочешь могут потом наговорить. Но тут Альфреда поддержала влюбленная в него дрессировщица коровы Маргарита — крупная такая женщина, добрая. И корова у нее крупная была, а главное, полностью дрессированная. Все могла делать. Только молока не давала.
— А что? — поддержала Маргарита. — Пускай дедушка скажет. Дедушке всегда есть что сказать. У меня тоже был дедушка. — И всхлипнула.
— Да как же он скажет? — удивился Вовка-шпрех. — Он же покойник! Даже труп.
— Тогда я скажу за дедушку, — встрял председатель местного сельсовета Николай Иванович. — Покойник — не покойник, все равно дедушка. Мы тут все вместе живем. В одной деревне. И праздники вместе отмечаем, и советуемся со старшими. Какая разница? Сегодня он покойник, завтра — мы. Поэтому, дорогие молодожены, как говорят у нас в Мордовии, совет вам да любовь.
Мудрый оказался этот Николай Иванович. Давно правил. В начале девяностых годов его всем миром в президенты выбрали. Тогда везде президенты были, чуть не в каждой деревне. И Николай Иванович тоже президентом стал. Президент деревни. Потом, правда, президента отменили, оставили председателя. Так он и председательствовал по сей день. Потому что мудрый оказался.