После высокой ноты стиля Маркиз, достигшего своего апогея в восемнадцатом веке, любое пародирование в этом русле было бессмысленным. Это выражалось в синтезе китайских и европейских мотивов, декоре и псевдокитайских гравюрах, появившихся в массе во Франции и Голландии. То есть, происходил синтез, за счет которого пошло дальнейшее развитие, к тому же восемнадцатый век – век масонов и просвещения, для дальнейшего полного раскрытия своих возможностей. Через деятельность подобных кругов в постфеодальном обществе, состоявшего из легкоуправляемых забитых граждан, и шел прогресс. Через внедрение новых философских мыслей, в том числе и различных направлениях искусства. В России просвещение в силу определенных обстоятельств, состоялось в литературной области, когда люди, далеко не бедные, понимая, чем они могут помочь, пытались это сделать. Причем не только литературными средствами. В той же Москве во время голода восемнадцатого века, один масон закупал зерно и раздавал его горожанам. То есть то, чего не желала или не могла сделать казна. Кичиться этим не нужно, но и забывать не стоит. Один тоже в поле воин, даже если это поле в стране дураков…
Так же и с архитектурой. Голландское градостроение, построенное на принципе свободного перемещения, было воспринято Петром Первым и воплощено в жизнь. Это так же отразилось на сознании граждан – и таким образом мы можем обнаружить закономерность и даже целесообразность перетекания представителей псевдомасонских (в упомянутом контексте) творческих кружков двух городов. Да и отношения строились по такому принципу – потому как в нашей стране, на протяжении истории становления которой, большинство граждан с особым ожесточнием хуячили друг дружку вместо того, чтобы помогать развиваться.
Ну и, собственно, поэзия Олега Григорьева как нельзя лучше отражает положение в стране дураков, где на огромном пространстве перекатываются, как перекати-поле, думающие о чем-то головы, не находя себе пристанища. Строй изначально не желал интеллигенцию в качестве думающего класса, и февральская революция, ставившая целью освобождение от единоличной власти, закономерно сменилась на рабоче-крестьянскую.
М.Б.
Которая буквально за тридцать лет опять же выстроила монархическую вертикаль власти с системы приживалок вокруг оси власть имущей. Ту же ситуацию мы наблюдаем и теперь, когда после краха одной системы выстраивается новая – наступать на одни и те же грабли, видимо, вошло в привычку.О.К.
Да, поэтому модернизация гражданского сознания остался уделом немногих кругов и андеграунда. А всеобщая грамотность была поставлена на рельсы технического обслуживание госаппарата. Иные же области познания были под запретом, так же, как и деятельность. Григорьеву все-таки удавалось печататься в литературных сборниках, потом у него вышла книжка «Чудаки», позже – «Витамин роста», помеченная олимпийским годом. После судилища в конце восьмидесятых вышла книга «Говорящий ворон», и так вот практически десятилетие (начиная с 82-го по 92-й год) протекала активная деятельность Олега, объединявшая несколько поколений. Причем, пока он жил на улице Космонавтов, все было замечательно. Его ответы по телефону, типа «Ну что, едешь? Тогда стаканы мою, стихи убираю», становились местным фольклором.Народу у него в квартире всегда было много и разного. Даже был случай, когда этот подселившийся народ пытался его оттуда выселить. Девушка Таня, от которой у него был ребенок, девушка Маша, которой он посвящал стихи, но так получилось, что ребенок жил не с мамой и папой, а в детском доме. Сейчас она уже выросла, и является прямым наследником творчества Олега Григорьева… В это время в квартире, где все это происходило, двери никогда не закрывались, и можно было легко зайти туда в любое время суток. В большой комнате Олег принимал, а в другой ночевали разные люди, за что его дико не любил местный участковый. Мусор пытался его пристроить на разгрузку тяжестей или в сварочный цех. Стоит отметить, что ту черновую работу, которую ныне счастливо выполняют гастарбайтеры, в Советском Союзе выполняли люди, не желающие работать в рамках госсистемы. У Григорьева же стояли другие задачи – его работой было думать, а его постоянно пристраивали от милиции на иные отработки.