Астийский эдельвейс

Сколько раз вспоминал он это происшествие. Сколько раз старался понять, что же произошло в тот день на озере. Но все так и осталось загадкой. Была та девчонка или ее не было? А если была, то кто она, откуда? Никто ее больше не встречал. Никто ничего о ней не слышал. Неужели это было лишь сном, галлюцинацией, как и все другое, что произошло после: и удар молнии, и свет в окне, и музыка на Лысой гриве, и шепот на скале, и голубая звезда?..

Впрочем, если девчонки не было, то все можно было как-то объяснить. Волки могли погибнуть от шаровой молнии. Свет в заимке и шепот на скале просто пригрезились — когда человек замерзает или теряет голову от страха, это в порядке вещей. Музыка на озере неслась из какого-нибудь транзистора — мало ли сейчас всяких людей в тайге. Мог ветер принести ее и на Зуб Шайтана. Ну, а запах — и того проще: цветов в тайге хватает.

А если девчонка все-таки была? Тогда все-все иначе. Но теперь, похоже, тайна так и останется тайной…

Максим потянулся, крепко потер глаза. Ночь, проведенная без сна, давала себя чувствовать. Сейчас вздремнуть бы часок-другой… А кто разбудит? Нет-нет, нельзя, так и вертолет проспишь! Он даже ущипнул себя, чтобы отогнать назойливую дремоту. Однако тень от кедра как-то странно изогнулась, озеро отодвинулось в сторону, обрыв закачался перед глазами. Максим с усилием поднял набрякшие веки. Еще минуту, и вставать! Он уже оперся руками о землю, как вдруг увидел, что за деревьями мелькнуло что-то светлое.

Она?..

Он скорее почувствовал, чем понял, что это она. И даже не удивился этому. Только сейчас, здесь он и мог ее встретить. Не удивился и тому, что перед ним уже не девочка, а взрослая красивая девушка — статная, высокая, с мягкими уверенными движениями. Белое платье выше колен с глубоким вырезом на груди подчеркивало красоту ее фигуры. А густой ворох медно-красных волос, стянутый на лбу зеленой, под цвет глаз, лентой, будто струился по плечам и спине, подобно снопу жаркого пламени.

Девушка вышла из-за деревьев и молча улыбнулась. Максим поспешно встал ей навстречу. Однако она остановила его движением руки, подошла ближе и опустилась на траву, жестом приглашая сесть рядом.

Максим не тронулся с места. Он почти с ужасом смотрел на открытую грудь и ноги незнакомки. Еще минута, и всю ее облепят тучи мошкары! Он сорвал с плеч пиджак, чтобы хоть немного укрыть девушку от насекомых. Она с улыбкой отстранила руку. Тут только он заметил, что вокруг них нет ни одного комара. Даже свирепые слепни, только что вившиеся у него над головой, неожиданно разлетелись в разные стороны.

Вот так фокус! Максим бросил пиджак и подсел к незнакомке. Теперь он мог рассмотреть ее ближе. Узкое, даже слишком узкое лицо. Прямой тонкий нос. Необыкновенно умные, необыкновенно выразительные глаза. И сразу стало ясно, — это и было самым необычным — ее глаза. Огромные, сильно удлиненные, с неестественно расширенными зрачками, они будто светились собственным светом. Казалось, зеленые сполохи метались в них, еле сдерживаемые тонкой сеткой ресниц, и целые потоки изумрудных лучей вырывались всякий раз, как она обращала к нему свой взор.

Максим молчал. Так вот она какая, таинственная купальщица, столь непонятно, столь удивительно вошедшая в его жизнь! Он так долго ждал встречи с нею, ему так много хотелось узнать от нее, расспросить ее, поблагодарить за все, чем она ему помогла! И вот она сидит перед ним, совсем рядом, в каких-нибудь двух шагах, а он рта не может раскрыть от смущения. Язык точно распух, прирос к гортани. В голове все перепуталось. Он неловко заправляет выбившуюся из-под брюк рубаху, не зная, что сказать, что сделать, куда деть грубые, в мозолях и ссадинах руки.

А девушка снова улыбнулась и коротко спросила:

— Уезжаете?

— Да… — еле выдавил он из себя, даже не удивившись такому вопросу, и, судорожно глотнув слюну, добавил — Сегодня, часа через три-четыре.

— Это хорошо, что вы уезжаете, — сказала она, бросив на него быстрый взгляд.

— Почему? — спросил Максим, немного приходя в себя и снова рассматривая незнакомку. Теперь внимание его привлек цветок, заколотый в прическе девушки. Цветок был, несомненно, Живой, но очень уж необычайной расцветки. Необычной была и его форма. Больше всего он походил на альпийский эдельвейс. Но с очень нежными, почти прозрачными лепестками, напоминающими удлиненные лиры. И тем не менее Максим готов был побиться об заклад, что где-то уже встречал такой цветок. Только где?

— Вы еще очень мало видели, — отвечала девушка. — Плохо знаете жизнь, людей, страну, — голос её звучал тихо, как шум листвы при слабом ветре, а глаза снова смотрели прямо ему в лицо, и в них будто струился мягкий свет. — О мире вы судите по этому глухому уголку и делаете много ошибок.

— Я делаю ошибки?!

— Конечно. Это естественно при том уровне информации, какую получает сейчас ваш мозг.

Ух ты! Максим даже зажмурился от такой учености.

— Какие же я делаю, по-вашему, ошибки?