Астийский эдельвейс

Максимка не сказал ни слова. Даже не посмотрел в его сторону. Еще этой весной, сразу, как получил табель за шестой класс, он записал в своем дневнике: «Теперь я семиклассник и должен вырабатывать свой характер. Прежде всего — никогда не врать! И никому не доказывать, что ты говоришь правду. Правда, как и аксиома, не требует доказательств».

К тому же ему просто не хотелось рассказывать всего, что произошло на озере. Слишком это было необычно. И слишком непонятно и таинственно. Он был уверен, что еще не раз встретится с зеленоглазой незнакомкой. Может быть, даже сегодня или завтра. И, возможно, ему снова придется выручать ее из беды. Даже наверняка придется.

Но он не встретил ее ни через день, ни через год. И постепенно стал забывать обо всем, что произошло на озере. А если и вспоминал, то лишь как смутный необыкновенный сон. Да так оно, пожалуй, и было. Ведь никто больше не видел золотоволосой русалки. Вот только волосы, запутавшиеся в пальцах, — откуда они взялись в тот день? Да еще запах от рук — будто кто духами их обрызгал. Даже мать вечером заметила. А уж он мыл, мыл их…

Словом, время не раскрыло тайны загадочного происшествия. Зато жизнь в глуши пришлась Максимке по душе. И сам кордон оказался великолепнейшим местечком. И вор-малеевские ребята не такими уж плохими товарищами. Что же касается Маринки, то эта гордая, озорная, насмешливая девчонка со вздернутым носом и двумя тонкими косичками за спиной оказалась лучшей из всех девчонок, каких знал Максимка. Она никогда ничего не боялась. Ее никто ни в чем не мог переспорить. И не было, кажется, дела, за которое не бралась и с которым не справилась бы Маринка. Вот из-за нее-то, из-за Маринки Старостиной, и произошла еще одна загадочная история, которая также осталась совершенно необъяснимой.

Все вормалеевские ребята учились в Отрадном. Ходили туда то пешком, то на лыжах. А в дни большой непогоды оставались в школе, где им выделяли под ночлег пионерскую комнату и раздевалку при спортзале.

Так было и на этот раз. С утра зарядил дождь, и ребята решили заночевать в Отрадном. Максимка принялся уже, как обычно в таких случаях, перетаскивать маты из спортзала, когда в раздевалку вбежала Маринка и заявила, что ей позарез нужно домой. Максимке тоже не хотелось оставаться сегодня в школе. Однако другие ребята заупрямились.

— Очень нужно тащиться в такую погоду! — пробурчал Димка.

— Да уж, наплюхает порядком, — поддержали Федя с Костей.

Маринка обвела их насмешливым взглядом:

— Эх вы, запечные таракашки! И впрямь, растают еще. Пошли вдвоем, Максимка!

Из Отрадного до Вормалея можно добраться низовой дорогой, вокруг сопки, — это пять километров ухабов и гатей. А можно спрямить тропинкой, идущей по склону. Маринка предложила идти по тропе.

— А стоит ли? — возразил Максимка. — Поздно уже, а там, говорят, волков видели.

— Фью-ю! — присвистнула Маринка. — Может, и ты останешься?

— Пошли, — махнул он рукой.

Узкая тропинка сначала шла круто в гору, часто петляя меж могучих кедров, потом юркнула в густой ельник и побежала вниз по склону. Дождь перестал. Стих и ветер. Но с каждой ветки беспрестанно обрушивались целые потоки воды. Вскоре оба были мокры насквозь.

— Ничего! — бодро повела плечами Маринка. — Каких-нибудь два километра, и дома!

Но в это время откуда-то издали, сверху, явственно донеслось глухое низкое завывание. Волки! Максим остановился. И в тот же миг сзади и совсем близко послышался ответный вой. Стало жутко.

— Ну, что встал? Бежим! Успеем! — Маринка дернула его за рукав и со всех ног бросилась вниз по тропинке.

Максимка едва успевал за ней. Мокрые ветки хлестали по лицу. Ноги скользили по сырой траве. Раза два он еле удержался на ногах. Но страх гнал вперед и вперед, благо дорога все время шла под уклон.

Наконец ельник кончился. В темноте по обеим сторонам тропинки снова замелькали массивные стволы кедров. Лес будто расступился. Казалось, самое страшное позади. Маринка замедлила шаги. Он попытался перевести дыхание.

Вдруг злобный вопль метнулся прямо в лицо. Он шел оттуда, из мокрой чернильной тьмы, в которую ныряла тропинка, и потому был особенно страшен. Звери обошли их, перерезали им путь. Маринка с ходу остановилась, и он чуть не натолкнулся на нее, поскользнувшись на мокрой хвое.

— Спичек нет? — спросила Маринка, не оборачиваясь. Она тяжело дышала. Чувствовалось, что все в ней дрожит от напряжения.

— Нет, откуда же. Нож есть.

— Это ни к чему. Их много. Надо на дерево. Я знаю тут одно, подходящее. Мы прошли его. Давай обратно. Нет, стой! — она инстинктивно прижалась к нему. — Видишь…

Впереди, совсем близко от них метнулась черная тень. Максимке показалось даже, что он слышит страшный лязг зубов. Маринка изо всех сил сжала ему руку:

— Лезем на лиственницу, вот сюда. Будь что будет. Только не показывай им спину! — она одним махом взвилась на нижний сук и ловко, как кошка, начала карабкаться вверх по стволу.