Астраханский вокзал

Впереди виднелся огромный, опутанный рельсами, акварельно-синий парк прибытия. Краски на станции никогда не повторялись. Денисов видел ее графитно-серой, туманной и прозрачно-сиреневой. Сегодня она казалась синей над полосами отполированных рельсов. Завтра могла легко стать аспидно-черной.

«Значит, сегодня это сделано путем подсмотра, – без особой, впрочем, уверенности уточнил Денисов. Это была уже третья версия преступления. – Как будто выслеживаем невидимку. Ни одного свидетеля, который хоть что-нибудь видел!»

На междупутье несколько уборщиков в оранжевого цвета робах жгли мусор. Сухой белый дым стоял, как воткнутая в снег палка.

Станция не пустовала ни минуты. Под Дубниковский мост медленно втягивалась очередная электричка. Стекла ее задней, нерабочей, кабины мерцали, как странный неживой глаз огромного пресмыкающегося.

На другой платформе Денисов снова увидел обеих потерпевших. Они шли в отдел милиции в сопровождении младшего инспектора розыска. Из-за потока пассажиров Денисов не заметил, несут ли они чемодан, но был уверен – вещи найдутся в другой ячейке. Не будет только денег, подарков и обручальных колец.

1 января, 12 часов 30 минут

В камере горел свет. Блестели окрашенные охрой половицы. Сосед по камере прохаживался вдоль нар, накинув на плечи пальто. Орлову показалось, что все время, пока он находился здесь, тот не переставая ходил по камере.

– У вас закурить найдется? – Орлов сел, поджал ноги.

– Проснулись? – Сокамерник тонкими пальцами вынул из кармана сигарету, положил на нары. – Спички есть?

– Есть. Ну и ситуация…

– Создается впечатление, что вы попали в беду, и в большую. В первый раз?

– В первый.

– Понятно. Моя фамилия Савватьев. Еще вопрос: вы москвич?

– Москвич.

– Будем надеяться, что жена и родственники не оставят нас без внимания. Все-таки Новый год! Только бы не догадались сырокопченую колбасу купить! – Савватьев сделал еще несколько шагов.

– Нельзя?

– Не положено: быстропортящаяся! Будем надеяться, что в КПЗ объяснят. В стеклянной посуде тоже воспрещено.

Практицизм Савватьева немного успокоил Орлова.

– А вы что натворили?

– Кто вам на это ответит? – Савватьев присел на край нар. – За такой вопрос раньше подсвечниками били. «В чем вас обвиняют?» Разницу улавливаете? Отвечаю: мое дело простое. Не стоит выеденного яйца. Теперь спрашиваю я: в чем вас обвиняют?

– В краже вещей из автоматической камеры хранения. – Орлов в последний раз затянулся, поискал, куда бросить окурок, но не нашел, поплевав, сунул в карман.

– Вещи краденые нашли?

– Экспонометр и флакон духов. Духи жене подарил.

– По первой части пойдешь. – Савватьев уверенно перешел на «ты». – Что показываешь следователю? Заметь, молодой человек: я не спрашиваю, как было дело. Как показываешь?

Орлов вздохнул, но как-то неискренне. Он, правда, не знал пока, откуда придет помощь, но знал, что она придет, поскольку так бывало всегда. Настоящие беды обычно проносились над ним. Выручали родители, жена, заведующая багажным двором, сердобольные пенсионерки из дома, в котором он вырос. В последний момент удавалось кого-то неожиданно уговорить, разжалобить, умаслить. Ходатаи заверяли, унижались, клялись, что он переживает, раскаивается, давали слово, что ничто не повторится. Самому Орлову почти не приходилось говорить, он появлялся на сцене в последнюю минуту, когда все было уже решено, и ему приходилось только постоять несколько минут потупившись. Его прощали за молодость, за беспечность, за разлет густых бровей. Ради жены, которая вся извелась, живя с ним. Ради детей. Но проходило совсем немного времени, и все начиналось сначала.

– Загулял: с последней электричкой уехал на Москву-Третью. Там вагоны разгружают с вином… Утром с первой электричкой вернулся – почтово-багажный принимать. Только сервант перенесли, смотрю – сверху, на ящике, экспонометр. Духи на снегу валяются.

– Примитивно, – Савватьев поморщился, – в духе дворовой шпаны. Как упрутся на своем… Дети есть?

– Двое.

– Родители, иждивенцы?

– Мать – инвалид труда, двадцать пять лет на «Рот-Фронте»…

– Тогда лучше на чистосердечное. Мать, дети, все такое. Я смотрю, жена не спешит с передачей? Хорошо с ней жили?

– Всяко бывало. Позвольте еще сигарету?

– Магазин закрыт… – Савватьев встал, еще немного походил по камере. В руках он держал спичечный коробок, который быстро переворачивал наподобие колоды с картами. Все время, пока они с Орловым разговаривали, пальцы Савватьева постоянно находились в движении. Наконец Савватьев принял решение: – Кури. Потом сочтемся. Передачку мне сделаете или перевод. Проси у дежурного лист бумаги и карандаш. Скажи, явку с повинной хочешь оформить. Слыхал о повинной?

Немолодой, плотно сбитый сержант передал в камеру два листа бумаги и карандаш.

– Нашли себе работу, Савватьев? Эх, елки пушистые…

– Раз просит человек. – Савватьев развел руками.

Окошко захлопнулось.

– На имя прокурора будем писать? – спросил грузчик.

– В два адреса, в чем и хитрость. – Савватьев подмигнул. – Прессу подключим. – Он назвал фамилию известного публициста, автора судебных очерков. – Слыхал?