А еще я остаюсь пограничником, но, наверное, я очень добрый пограничник. Я слишком долго не обращал внимание на перебежчиков, и я привык к этому и не знаю теперь, кто с какой стороны! Я совсем растерялся от этого, все перепуталось: реальность воображаема, а воображаемое - реально!..
Беременная
- Сережа! - Я остановился...
- Сережа! - "Слышится ли мне?"
- Я здесь, родной мой, обернись!..
Я обернулся, обернулся легко и просторно! Обернулся у себя во дворе, возвращаясь с работы. Обернулся на футбольном поле. Позади меня стояла - Наташа!
- Я долго шла за тобой и молчала, - сказала она.
- Я долго шел и не оборачивался, - ответил я.
- Я не могу больше идти за тобой, но я не хотела тебе мешать!
- А я не в силах продвигаться дальше вперед без тебя, Наташа!
- Твоя любовь тяжелеет во мне, и мои шаги все труднее и труднее... - сказала она.
Мы стояли друг против друга, словно сошлись в поединке любви. В поединке, где сбудется победителем - целое... Я целовал Наташу.
- Я уведу тебя туда, где мы не будем нужны друг другу, родная, - шептал я, - уходи от меня, я принесу тебе гибель!
- Теперь уже ничего не страшно, - ласкалась Наташа, - у нас будет малыш...
- Так это было на самом деле?! - восторжествовал я.
- Я не знаю, но я очень этого хотела!
- И ты ничего не помнишь? Наташа!
- Комната, река... Серебристые блики, - сказала она, целый ворох серебристых бликов на потолке!..
Там, где Бог!
На следующий день была суббота, и мы с Викой решили тайком сходить в церковь. Это она вытащила меня, убедила, девчонка!
- А вдруг там и правда дежурят доносчики?! сопротивлялся я. - Ты представляешь себе, что будет?
- Это в тебе уже бес блуждает, - ужасалась Вика, она все больше верила в Бога и даже начинала соблюдать посты.
- Если узнает райком партии - я пропал!
Меня снимут с работы, - паниковал я. - Клеймо навсегда!
- Значит, судьба, - убеждала она. - Господи прости, эти атеисты! Тебе зачтется...
Видимо, мое детство, воспитанное верой, победило во мне сомнения, и я согласился. И я видел, как Вика была счастлива...
У нас в городе остался только один собор. С одной стороны его проходила трамвайная линия, а со всех остальных теснился Центральный рынок. Страшно представить себе бездуховность такого огромного города! Это все равно, что закрыть все библиотеки и оставить лишь одну, которую придется посещать спешно, тайком. Воистину страшны времена, когда бездуховность считается нормой! У нас в городе был громадный златоглавый храм, и его не стало. И теперь, на той светоносной площади, где он величественно возвышался, поставили крохотный памятник безликому всаднику на коне... И еще были храмы...
Мы с Викой только входили во двор собора, как на нас ринулись со всех сторон стоявшие по обе стороны распахнутых железных ворот бабушки в косынках, женщина с изуродованным синяками лицом, все они просили милостыню. В кармане у меня оказалась целая кучка звенящих пятнадцатикопеечных монет (вчера я не дозвонился по междугородке из автомата). Я все их раздал.
И тут я увидел, как скользнула по паперти и скрылась в церкви знакомая мне фигура! Я мог спорить с кем угодно, - она появилась ниоткуда! Появилась, как святая, которую увидел только я... "Господи!.. Так это... Это же... Наташа!" выкрикнул я про себя.
- Ты что остановился? - дернула меня за руку Вика, и я очнулся от счастливого беспамятства!..
Мое замешательство длилось несколько мгновений, но теперь я ринулся в церковь, ринулся в нее, потому что туда меня поманила Наташа, и я почувствовал, что во мне, как в детстве, вспыхнула и таинственно расцвела вера в Бога.
- Сережа, - одернула меня Вика, - это же неприлично!
- Что? - на ходу, едва расслышав ее голос, отозвался я.
- Неприлично. То ты останавливаешься, то ты бежишь, как угорелый! Это в тебе все-таки бес резвится!
Я окончательно пришел в себя, и далее мы пошли с Викой нога в ногу, медленно. У паперти Вика достала из газетки аккуратно сложенную косынку нежно-голубого цвета и надела ее себе на голову.
- Завяжи, - попросила она меня.
Я завязал косынку, в глазах у Вики царили искорки. Она давно уже уговаривала меня пойти в храм, и наконец, ее могущественная мечта сегодня сбывалась...
Вика повернулась к собору лицом, перекрестилась на него и поклонилась ему. Я забыл обо всем на свете! Где-то в туманном далеке памяти растаял райком партии и кинотеатр, словно их не было никогда на свете! И мурашками покрылось мое тело, и сухие, горячие ручейки растекались по нему, от величия и древности, от светлого волшебства этого замысловатого движения руки. Движения, которое пришло ко мне в детстве вместе с тем, как я научился держать ложку... Я тоже перекрестился.
... Повсюду витал проникновенный запах горящих свечей и дымный аромат ладана. Людей было много, но дышалось нараспашку! Ни малейшей теснинки в душе! Мы купили по три небольших свечки, аккуратно выстояв длинную очередь.
- Ты пойди к своему святому, Сергию Радонежскому, его икона там, - Вика едва указала рукою, - слева от алтаря. Поставь свои свечи и помолись ему, а я буду тебя ждать здесь и тоже молиться, хорошо?..