Астральный летчик

Их подруги в разноцветных бикини стайками тянулись к тележкам с мороженым. Под полосатыми зонтиками у лотков змеилась голоногая сороконожка очереди. Из динамиков спасательной станции «муж бабушки, но не дедушка» громко взывал к ней с надрывом на всю округу: «Если ты меня разлюбишь, в тот же вечер я умру!»

Девчонки из очереди как по команде уставились на Андрюшу. Он в шикарном костюме и в черных очках невозмутимо прошествовал мимо, изнывая от жары. Сороконожка оценила его дружным хохотом.

Андрюша от души материл «голубого песца» за идиотский маскарад. И Алика материл: из-за его звонка не смог переодеться в обноски, и заодно материл себя.

«О Магдалена! Морская пена!» — надрывался «муж бабушки».

Андрюша засунул руки в карманы, наклонил голову. Перед ним удивленно расступались поддатые, расслабленные пляжники. Голые детишки указывали на него пальцами. А Марина сказала, что на стрелке почти никого. «За стадионом»,— вспомнил вдруг он и почти побежал за стадион.

Андрюша дошел до конца стрелки. Дальше с двух сторон был залив. А с третьей, с правой, протока, Гребной канал. По каналу красиво скользила узкая, как игла, лакированная четверка. Плечистые девчонки лениво вскидывали легкие весла. С весел сыпались в воду солнечные брызги.

Тот берег был плотно заставлен разноцветными катерами и яхтами. Со стоянки свирепо лаял на четверку здоровенный чепрачный овчар.

Андрюша прошел через редкую замусоренную рощицу к заливу. Из мелководья торчали сухие камни. По берегу у самой воды, как инвалиды на негнущихся протезах, ковыляли чайки. В волне, поднятой «Метеором», качалась на волне бутылка, поблескивая горлышком. Андрюше показалось, что все это он уже видел. Чайки, волна, бутылка. Он попал в какой-то заколдованный круг, откуда нет выхода. Или, как сказал «голубой песец», выход один — под асфальт!

За что?… Из одной мясорубки он случайно попал в другую. Не понимая ни черта! И уже не отойти. «Разве тебя теперь оставят?» — вспомнил Андрюша слова Сергея Николаевича. А если честно, он и не хотел отходить. Под ложечкой сосал знакомый по войне азарт. Попробуйте возьмите! Посмотрим, кто кого!…

Солнце уже висело низко над Кронштадтом. Было, наверное, около восьми. Вот придет Марина, и все выяснится. Андрюша решил выйти на дорогу, узнать у кого-нибудь, который теперь час. Но потом решил, что это ни к чему, он-то уже здесь. Пусть Марина беспокоится, чтобы приехать ровно в восемь.

Если приедет одна…

А если и не одна, все равно приедут ровно в восемь. Для разборок тут место самое подходящее. Народу никого, только чайки. Даже голос из репродуктора едва доносится. Андрюша решил выбрать себе позицию. Как учили: чтобы его не видел никто. А он — всех. Если их будет много, он увидит машины издали.

У самой воды зарастал песком брошенный ржаво-оранжевый бульдозер. Гусеницы почти вросли в песок. Андрюша обрадовался ему как родному, пошел к нему, ржавому, в вечернем костюме по мокрому песку. От бульдозера еще чуть-чуть пахло солярой. Двери кабины сорваны, сиденья вообще не было, зато в кабине лежала ржавая тяжелая монтировка. Не АК, конечно, но против Чена сойдет. Андрюша решил, что этот ржавый бульдозер, чуть похожий на бээмдэшку, и будет его ОП — опорным пунктом. Здесь он и будет держаться, если приедут они.

Солнце уже плавило залив. Знакомо вскрикнули противными голосами чайки и стали тяжело разлетаться по домам. Должно быть, скоро уже восемь. Андрюша вошел в рощицу. Встал за дерево. По кольцевой вокруг стадиона разъезжались пляжники. Машинки в основном были скромненькие, доморощенные. Крутые, конечно, сюда не едут. В ленинградской Ницце тусуется шелуха реформ. Но шелуха косила под крутых. Из открытых окон доморощенных бодро звучала музыка. На багажниках привязаны виндсерфинги и надувные плоты. И ехали они свой прощальный круг споро. Под сотню. С музыкой. «Давай, красавица, поехали кататься!»

Андрюша нашел в траве старый полиэтиленовый пакет с облезлой голой красоткой, постелил пакет на камушек, чтобы спецодежду не пачкать — мало ли скоро придется сдавать, — положил у ног ржавую монтировку и стал ждать, когда покажется шоколадный «вольво» или белый «чероки». Или обе машины вместе.

Не покидали его и мысли об Алике, об этом «сфинксе» из КГБ. С одной стороны — информация Сергея Николаевича. И пустое отверстие облупленного ствола, то поднимавшегося до головы, то опускавшегося до груди… С другой — тихие слова Алика: «Мне друг нужен… Первозванный… или я умру…» Он оставался тревожной загадкой для Андрюши. Андрюша вдруг понял, что не знает даже, сколько этому Алику лет. Может, двадцать пять, а может, и все пятьдесят. Андрюша даже не заметил, как у самой рощицы остановилось желтое такси. Он увидел пышные каштановые волосы, когда Марина уже вышла и наклонилась к кабине. Что-то сказала шоферу. Андрюша еще подождал, на всякий случай.