Астральный летчик

«Ногу!» — обернулся к колонне усатый майор, и десант ударил— в расплавленный асфальт стоптанными кроссовками, штатскими ботинками и дачными сандалиями. «И раз! И раз! И раз!» — спиной вперед шагает майор, улыбаясь, оглядывает своих орлов. Мальчики еще хоть куда. Голубые береты на стриженых затылках, камуфляжные штаны, майки-тельники. На левых предплечьях татуировки. Знаки родных частей. Тут и Псковская, и Тульская десантные дивизии. У некоторых на фоне крылатого парашюта гордые буквы ДШБ. Десантно-штурмовая бригада. Это — смертники. Камикадзе. Их татуировка, наколотая синей тушью, отливает кровью. Своей и чужой.

«И раз! И раз! И раз!» — дрожит мостовая.

Заволновались пожилые иностранцы. Защелкали брызги фотовспышек. Иностранные старушки в широких цветастых шортах аплодируют: «Бьютифул! Манефик!» Пьяные финны, присмирев, тянут пиво из жестяных банок.

Коренной обыватель смотрит вслед встревоженно и мрачно. У коренного обывателя подкожный, генный, сумрачный блокадный страх: «Только бы войны не было. А без войны, потихоньку, мы, если надо, и блокаду готовы опять пережить». Только потихоньку…

Не скажет ни камень, ни крест, где легли
Во славу мы русского флага.
Лишь волны морские прославят одни
Геройскую гибель «Варяга»!…

За фельдмаршалом Кутузовым в желтых автобусах настежь распахнулись двери. Омоновцы, затоптав сигареты, побежали на Невский. Выстроились у Дома книги в четыре шеренги. Бронежилеты, белые шлемы, шиты наперевес. В правой руке резиновый «демократизатор». Прищурив глаза сквозь забрала, омоновцы жадно следят за подходящей полосатой колонной. Засиделись без дела.

Весь Невский запрудило голубое море беретов. Авангард со знаменем уткнулся в омоновские цепи — знамя обвисло. Усатый майор закричал, пытался вызвать на переговоры омоновского начальника. Но начальник не вышел. ОМОН стучал дубинками по щитам, как хоккеисты клюшками по борту: «Очисти лед! Смена!»

Оранжевые бритые кришнаиты, то ли мальчики, то ли девочки, бросились вдруг в узкую щель между десантом и ОМОНом. Запели радостно под ритм дубинок: «Харе! Харе! Рама! Рама! Харе Кришна! Харе-харе!»

Омоновский начальник крикнул в «матюгальник» из тыла цепей: «Разойтись! Всем немедленно разойтись!»

И десантура разошлась.

— Мен-ты! Му-со-ра! Козлы вонючие!

— Харе Кришна! Харе-харе! — подпевали кришнаиты.

— Шкуры продажные! — командирским басом поддержал орлов майор.

А задние все подходили. Напирали на авангард. Перед строем щитов, как перед плотиной, завихрился голубой водоворот десанта с оранжевой пеной кришнаитов.

— Братаны, вперед! Дави их! Ура! — напирали задние.

— Харе! Харе!

Но вперед пошли не они. На высокой ноте истерично взвизгнул «матюгальник». ОМОН тевтонской свиньей ринулся на десант. Отжал щитами, расколол авангард на две части. В брешь бросилась вторая линия, молотя «демократизаторами» направо и налево. Сработала «домашняя заготовка».

«Харе Кришна! Харе-харе!» — стонали, обливаясь кровью, оранжевые. Десантура отчаянно материлась. Бой закипел по всей ширине Невского. Обыватель с лоточниками прижался к стенам домов. Обыватель с каждой секундой боя терял свой пещерный страх. Увидев окровавленные физиономии и затоптанных милицейскими бутсами кришнаитов, обыватель завыл дико:

— Ублюдки! Фашисты! Гестапо!

От Гостиного по Невскому в рваных кедах шагал дядя Гена, ведя за собой диксиленд. Пожилой диксиленд жарил по джазу «Варяга», заглушая стук милицейских щитов и треск разбиваемых скул.

Безоружный десант держался за Невский зубами. Как учили. Не отступив ни на шаг. Фельдмаршал Кутузов, опустив бронзовую голову, вспоминал Шевардинский редут.

В небе сверкнула длинная голубая фотовспышка и радостно зарокотал, смеясь, гром. Кто-то решил запечатлеть эту картину. Чтобы потом, когда надо, когда придет время, предъявить ее кому следует.

И сразу мощным потоком включили успокаивающий душ. На Невский обрушился ливень. Через секунду все стало мокро. Десант и ОМОН стояли друг против друга тяжело дыша. Мат застревал в горле.

Перед десантом встал мокрый усатый майор, почему-то с милицейским «матюгальником» в руках. За ним стоял хозяин «матюгальника» — омоновский полковник.

— Колонна! Слушай мою команду! Поход на Дворцовую отменяется. Всем разойтись. Правый фланг отходит к Спасу на Крови. Левый — к Апраксину. Все поняли? Выполнять!

Мокрый десант угрюмо молчал.

— Сука! — крикнул пожилой афганец с медалью. — Братаны, опять нас предали!

Братаны зашевелились.

— Правый — к Спасу. Левый — к Апраксину! Быстро! Выполнять!

— Сука!

— Ни шагу назад, братаны!

— Кто был под Кандагаром, ко мне!

Десант начал рассредоточиваться по группам. Ветераны к ветеранам, салаги к салагам. Закружился голубой водоворот.

И в этот момент ОМОН расступился. В лоб ударили третья и четвертая линия. Рассекая струи ливня, хлестали наотмашь дубинки. Одних гнали к Спасу. Других к Львиному мостику. Десант отступал по каналу имени растерзанного толпой известного поэта Грибоедова.