Астрид Линдгрен. Этот день и есть жизнь

«– Сестренка моя! – позвал Бирк.

Ронья не слышала его слов, но читала их по губам. И хотя брат и сестра не могли расслышать ни словечка, они вели разговор. О том, что нужно высказать, пока не поздно. О том, как прекрасно любить кого-то так сильно, что можно не бояться даже самого страшного в жизни. Они говорили об этом, хотя не могли слышать ни единого слова».

Столь же сильной движущей силой, наряду с любовью, этим летом соединившей девочку и мальчика, оказывается упоение природой. «Дикий лес им мил» – так говорится о Ронье и Бирке, живущих в триумфальной гармонии со всем вокруг. «Опьянение летом» – так называет Астрид Линдгрен их напряженную, день за днем, жизнь в лесу.

«– У нас с тобой только одно лето для нас двоих, – сказал Бирк. <…> Лето не вечно, он это знал, и Ронья тоже знала. Но теперь они начнут жить так, будто лето никогда не кончится…»

Именно покой и гармонию Астрид Линдгрен искала и нашла на Фурусунде. Намеренно бездеятельную, простую, спокойную жизнь, непохожую на полную стрессов и суеты жизнь в городе. Здесь, в шхерах, Астрид предавалась праздности: только она, природа, ее книги и стенографические блокноты. Здесь «жизнь играла с нею», как она объясняла в письме Анне-Марие 4 июля 1980 года, после операции на желчном пузыре:

«Самое прекрасное в процессе выздоровления – что можно ничего не делать без малейших угрызений. Сейчас нужно бежать на почту вот с этим письмом, да, могу поехать на велосипеде, а потом вернусь домой и не буду делать ничего, жизнь прекрасна».

Нигде в творчестве Астрид Линдгрен этот важный для нее симбиоз человека и природы не описан так реалистично, как в 8-й главе «Роньи, дочери разбойника». Дети еще не сбежали из дома, но после зимнего заточения в своих замках оказываются наконец на свободе и чувствуют, как сквозь все поры из них выходят мрак и холод этих шести месяцев в миг, когда весна заключает их в свои животворные объятия.

«Они долго сидели там молча, радостно купаясь в весне. Они слышали, как громко, на весь лес, поет черный дрозд и кукует кукушка. Новорожденные лисята кувыркались возле своей норы совсем близко от них, на расстоянии брошенного камня. Белки суетились на верхушках сосен, и дети видели, как по мшистым кочкам скачут зайцы и исчезают в лесных зарослях. Совсем рядом с ними мирно грелась на солнце гадюка, у которой вот-вот должны были появиться на свет змееныши. Ронья и Бирк не мешали ей, а она не мешала им. Весна была для всех».

После смерти Улле Хелльбума в 1982 г. работать над экранизацией «Роньи, дочери разбойника» продолжил Таге Даниэльсон. В более поздних публикациях и фильмах принято писать патроним Роньи (Rövardotter – Дочь Разбойника) с заглавной буквы, однако сама Астрид Линдгрен всегда писала его со строчной. Конечно, Ронья – дочь Маттиса, но более всего принадлежит себе самой. Справа – Ронья (Ханна Зеттерберг), в центре – Бирк (Дан Хофстрём). (Фотография: Рольф Карлсон / ТТ)