Астронавт Джонс. Время для звезд

Я спустил ему это: он же был болен.

– Послушай, Пэт, на этот раз против тебя вся банда. Мать хочет сделать по-своему, несмотря ни на что, а папа так завелся, что чудо еще, что он не врезал хорошенько мистеру Говарду.

– Я справлюсь с матерью, да и с отцом тоже. Говарду лучше держаться в стороне. Ну давай, разведи их, а сам сматывай.

– Хорошо, – сказал я, чувствуя себя крайне неловко. – Да… слушай, Пэт, я тебе очень благодарен.

Он взглянул на меня, и его губы искривились.

– Думаешь, я это ради тебя?

– Ну, я думал…

– Ты вообще никогда не думал… а я уже несколько дней только этим и занимаюсь. Если я останусь калекой, думаешь, мне хочется провести всю жизнь в казенном заведении? Или здесь, где мать будет надо мной сюсюкать, а папа будет считать каждый грош, а девочек будет тошнить от одного моего вида? Только не Патрик! Если уж мне придется быть таким, у меня будет все самое лучшее: санитарки, которые будут вскакивать, если я только палец подниму, и танцовщицы, чтобы меня развлекать, – и вот увидишь, ФДП все это оплатит. Мы можем сохранить наш контракт, и так мы и сделаем. О, я знаю, что ты не хочешь лететь, но теперь ты просто обязан.

– Я? Да ты все путаешь. Это ты меня обошел. Ты…

– Ладно, проехали. Ты прямо рвешься туда. – Он вытянул руку и слегка ударил меня под ребра, потом ухмыльнулся. – Значит, мы оба туда отправимся, ведь я буду с тобой всю дорогу, на каждом шагу. А теперь убирайся и займись делом.

Я уехал через два дня. Когда Пэт, глядя матери в глаза, изложил ей все эти соображения, она даже и не сопротивлялась. Если для того, чтобы обеспечить деньги для надлежащего ухода за ее больным ребенком и всего остального, что он захочет, я должен лететь в космос – ну что ж, очень жаль, но ничего уж тут не поделаешь. Она объяснила мне, как больно ей меня отпускать, но я понимал, что она не слишком расстроена. Вот я лично – был расстроен, несколько… Я задавался вопросом, как бы это происходило, попади я в положение Пэта? Отпустила бы она Пэта так же легко, чтобы обеспечить меня всем, чего хочу я? Но я решил бросить все эти размышления; родители, возможно, не осознают, что у них есть любимчики, даже когда они у них есть.

Перед самым отъездом папа отвел меня в сторону для мужского разговора с глазу на глаз. Он мямлил и запинался, и завяз в извинениях насчет того, что надо было переговорить со мной раньше, и был смущен даже больше, чем я, а это кое-что. Он все еще барахтался в словах, когда я объяснил ему, что все, что он пытается мне сказать, было у нас в одном из школьных курсов. (Я не стал говорить, что этот курс оказался сплошным разочарованием.) Папа просветлел и сказал:

– Ну, сынок, мы с твоей матерью старались научить тебя, что такое хорошо и что такое плохо. Ты только не забывай, что ты – Бартлетт, и тогда не наделаешь слишком много ошибок. А про это, другое, ну, ты всегда задавай себе вопрос, та ли это девушка, какую ты с гордостью привел бы домой познакомить со своей матерью, – это все, чего я хочу.

Я пообещал это – мне пришло в голову, что у меня не будет особых шансов попасть в дурную компанию, когда эти самые психологи буквально по косточкам разобрали всех будущих участников проекта «Лебенсраум». Паршивой овце в это стадо просто не пробраться.

Когда я вижу, насколько наивны мои родители, я невольно задаюсь вопросом, как род человеческий ухитряется продолжать цепочку рождений? Но все равно это было крайне трогательно, и я по достоинству оценил муку, через которую прошел отец, чтобы поговорить начистоту, он всегда был приличным парнем, и намерения у него всегда были самые наилучшие.

У меня было последнее свидание с Моди, но о нем и сказать-то особенно нечего: мы провели его, сидя у кровати Пэта. Она сама поцеловала меня на прощание – ей так Пэт велел. Какого черта!

Глава 6 Факельщик «Льюис и Кларк»

В Швейцарии я пробыл всего два дня. Я бегло осмотрел Цюрихское озеро, этим все развлечения и закончились. Время было забито до отказа – они пытались поскорее вбить в меня все то, что Пэт изучал неделями. Сделать это было невозможно, так что мне дали кассеты с микропленкой, по которым я должен был учиться уже во время полета.

Кое-какое преимущество у меня было – в нашей школе одним из обязательных курсов был вспомогательный язык Планетной лиги – а этот самый ПЛ-жаргон являлся рабочим языком проекта «Лебенсраум». Нельзя сказать, чтобы я умел на нем говорить, когда попал сюда, но это было не особенно трудно. Конечно, с непривычки некоторые слова звучат немного глупо, но потом привыкаешь, а вся техническая терминология, как всегда, шла на женевском международном.

В действительности, как указал руководитель подпроекта профессор Брунн, телепатическому коммуникатору и не надо было ничего особенного изучать перед началом рейса; основная цель центра подготовки была в том, чтобы собрать весь экипаж в одном месте, чтобы они вместе жили и питались, а психологи смогли выявить мелкие трения между ними, которые не обнаружили с помощью тестов.