Астронавты в лохмотьях. Деревянные космолеты

Он повернул голову к Бартану и снова заметил, что молодой человек выглядит очень странно: лицо задумчивое, если не сказать — угрюмое, взгляд не отрывается от затылка Сондевиры. Почувствовав, что на него смотрят, Бартан изобразил кривую улыбку и поднес к губам мех с бренди. Толлер хотел было остановить его, но юноша так на него зыркнул, что протянутая рука сама собой повернулась ладонью кверху. «Размяк, — подумал о себе Толлер, принимая бурдюк и делая внушительный глоток. — А что, пора уже, наверно…»

— Эй, Сонди, — проговорил Бартан, как показалось Толлеру, с вызовом, — согреться не прочь, а? Как насчет глоточка бренди?

— Нет, Бартан, спасибо. Это не настоящее тепло, да и вкус противный…

— Ну еще бы, — усмехнулся Бартан, больше не тая раздражения. — А чем ты тут освежалась, позволь спросить? Нектаром и росой? Когда вернемся на ферму, всего будет вдоволь: и росы, и нектара. Только, надеюсь, ты не станешь возражать, ежели я предпочту напитки покрепче.

Сондевира бросила на него умоляющий взгляд.

— Бартан, ты, конечно, вправе требовать, чтобы мы объяснились, но я бы предпочла кое-что сказать наедине…

— Сонди! Мне нечего скрывать от друзей. Давай, милая, объясни нам, что постель принцессы — не для деревенского мужика.

— Бартан, я тебя прошу, не мучай себя понапрасну. — Сондевира выглядела смущенно, она бы охотно понизила голос, если бы не грохот несущегося на всех парах фургона. — Я очень изменилась, но люблю тебя по-прежнему. И все-таки мы не сможем быть мужем и женой, потому что… потому что…

— Почему?

— Потому что у меня высший долг — перед всем человечеством Верхнего Мира. Я не желаю лишать мой народ эволюционного будущего. Если я дам начало династии симбонитов, они непременно поднимутся над обычными людьми и вытеснят их в небытие.

Бартан обмер от потрясения, как будто ожидал услышать что угодно, только не это. Но ему хватило сообразительности сразу придумать выход:

— Но ведь не обязательно иметь детей. Есть же способы… непорочная любовь, например, и уйма всяких других… И вообще, на что мне сдалась орава шумных сопляков…

Сондевира невесело рассмеялась.

— Бартан, кого ты хочешь обмануть? Думаешь, я забыла, как ты мечтал о детях? Милый, если повезет и ты вернешься на Верхний Мир, у тебя будет одна дорожка к счастью: взять в жены нормальную девчонку и обзавестись потомством, тоже нормальным, а не помесью бог знает с чем. Поверь, такой удел стоит того, чтобы за него сражаться.

— Такой удел — не для меня, — хмуро проговорил Бартан.

— Милый, тебе не придется выбирать. — Она умолкла — повозка оглушительно загрохотала на трудном участке пути. Когда шум поубавился, Сондевира спросила: — Ты что, забыл о здешних симбонитах? Если мы сумеем угнать корабль и возвратиться на Верхний Мир, они построят новый и прилетят за мной. Они ни за что не позволят мне родить ребенка. Я убеждена, что на втором корабле будет страшное оружие, и симбониты не задумываясь пустят его в ход.

— Но… — Бартан провел ладонью по наморщенному лбу. — …Но ведь это ужасно! Сонди, что же делать?!

— Допустим, через час я останусь жива… Тогда у меня один выход: взять корабль и странствовать по галактике или даже по разным галактикам, там, куда дальнемирским симбонитам не дотянуться. Мне будет очень одиноко, но нет худа без добра; я многое увижу, прежде чем умру.

— Я полечу с… — порывисто начал Бартан и тотчас умолк, в глазах отразилась мука. — Нет, Сонди, не смогу! Я умру от страха. Выходит, я тебя уже потерял…

Толлер знал, что слышит нормальный голос Сондевиры, но слова падали в глубь его существа, и каждая клеточка мозга отзывалась многоголосым эхом, как при телепатическом диалоге, — эхом мечты, которую прежде он гнал от себя, примиряясь с ней лишь на краткие мгновения полетов реактивного истребителя вниз, сквозь игольчатые брызги солнца, навстречу опасности. Вот он — выход, о котором недавно Толлер даже помыслить не смел: до самой смерти идти только вперед, глазами, разумом и душой жадно поглощать все, чего он не знал прежде, — новые планеты, новые солнца, новые галактики; каждый день — что-нибудь небывалое, невиданное, неизведанное! Вот оно — будущее, для него одного придуманное творцом вселенной; оно заливает своим сиянием червоточины в недрах его души, и он должен заявить о своем праве, сколь ни малы шансы услышать в ответ…

— А я бы полетел, — прошептал он. — Возьми меня с собой, пожалуйста.

Сондевира полуобернулась на водительском сиденье, и луч ее разума, точно луч прожектора, заскользил по его мыслям. Он безмолвно, оцепенело ждал ответа.

— Толлер Маракайн, я тебе уже говорила: твое оправдание полета на Дальний Мир неубедительно; Однако причина твоего желания покинуть его вызывает у меня сочувствие. Я не хочу ничего обещать, ведь через несколько минут все мы, возможно, погибнем, но если ты все-таки отобьешь у симбонитов корабль, вселенная будет твоей.

Толлер заморгал, чтобы удержать слезы, и не сказал — выдавил, превозмогая судорогу в горле:

— Спасибо.