Он смотрел в потолок, но не так, как это по обычаю делают двоечники, сидя за задней партой, высчитывая, плюнуть им туда, или не стоит, но больше со спокойствием, с тем непоколебимым спокойствием, что внушает каждому, его посетившему, мыс горы Прикистулен. Поезд уезжал вдаль, к морю, прямо с подольской железной станции. Нет, конечно, сначала Астроному надо было добраться до Курского вокзала вместе со своим голубем. Но разве имеет хоть какое-то значение такая поистине маленькая остановка, поистине маленькое отклонение от пути? Точно так же не имеет никакого значения одна ваша ошибка, если вы вдруг оступились, если вам случилось вдруг отказаться ли от своих целей, предать на время жизненные установки или даже ценности… Не имеет значения, даже если это уже десятый последний раз за недавнее время. Конечно, имеет, но не до такой степени, как вы привыкли думать. Как не до такой вовсе степени имеет значение один проступок, один хороший ли, или плохой день, одна бессонная ночь. Дело даже не в этом. Тут, словно с питанием. Вы можете питаться чем угодно-это ваш выбор. Но если вы сядете на диету, то она должна вам нравиться. Она должна компенсировать те значения, те параметры счастья, по которым раньше вам шел прирост дофамина от сладкой и вкусной еды. Так и здесь. Прерывая какое-нибудь нужное для вас действие не совсем нужным, но приятным, вы не делаете ничего плохого. Напротив, вы лишь показываете себе, и это хорошо, что надо бы построить график своей жизни иначе. Чтобы те действия, те ценности, которые вы сейчас считаете наилучшими, были и вправду любимы, приятны, хороши. Нет особого смысла выполнять в свой последний день жизни то, что доставляет вам секундное удовольствие. Это и есть ваша жизнь, ребята! Ее следовало бы посвятить чему-то более высокому.
Глава 17.
Астроном уезжал куда-то очень далеко, сидя в приятных, мягких креслах поезда жизни и попивая кокосовое молоко. За окном садилось солнце. Подольское, апрельское, оно, наверное, вовсе не походило на то прекрасное, мирское солнце юга, какое видит счастливчик-крымчанин каждый день. Как и видит любую другую иллюзию тот человек, которому завидует другой, человек, что эту иллюзию на самом-то деле и придумал. Быть может, крымчанин только и мечтает о том, чтобы жить в столице. Да и вообще, мечты-сугубо личностные показатели. Мечту не измеришь ни в чем, не поймешь до конца даже, действительная она или вымышленная. Мечту сложно воспринимать всерьез, потому что в мечте лежит картинка чужой жизни, пускай даже и вашей жизни, но из прошлого. Гораздо лучше просто идти и делать что-то, а уже в процессе действия приближать к себе картинки вашей мечты. Так, например, решил Астроном, когда отправился в это путешествие. Он просто шел по тропе, протоптанной, как одна из самых презентабельных улиц Подольска, и вдруг набрел на вокзал. В один момент ему стало так стремительно жалко голубя, пронзаемого тысячами капель апрельского, уже почти майского, обильного дождя, что он решил стать благодетелем. Астроном больше не был курьером, а деньги заплатили сразу же, в этот день, и не было у него больше места на Земле, где можно было бы или спать, или есть, и быть кому-то обязанным. А церковные служители настолько добры, что никогда не привязываются, а лишь пронзительно кивают головой в такт, означая, что все, что им от вас если и нужно, то заключается лишь в наставлении с их стороны и понимании этого наставления с вашей.
А жизнь все равно прекрасна. Абсолютно неважно, как развивается она сейчас, неважно то, что будет, быть может, значить победа в будущем. Астроном не смог долго сидеть без дела в поезде. Он встал и отправился наблюдать картину весенней бури, пройдя потихоньку в последний вагон, наслаждаясь там видами живописной московской природы. Ведь совсем скоро, относительно скоро, зацветут яркими, летними красками все деревья в округе. Кроме тех, которые уже зацвели. Астроному, как человеку, который увлекается фотографией, было бы очень интересно запечатлеть процесс цветения. Так интересно бывает посмотреть на свою жизнь со стороны. Именно таким взглядом для Астронома была возможность фотографировать. А еще-способом улетать каждый раз куда-то далеко, для того, чтобы попадать в различные приключенческие истории. Ведь, когда он нажимал на затвор, казалось, все беды его проходили и начиналась безмятежная, независимая от человеческих потребностей жизнь. Когда он нажимал на затвор, ему казалось, что любая, пусть даже не много значащая мелочь пахнет сейчас морем. Ему казалось, что вся жизнь его пахнет морем, когда спустя пару дней после покупки билетов его белый, ручной голубь вдруг начал кричать подобно морской чайке.
***