Воспользовавшись пребыванием в Берлине, Сташинский занялся осуществлением планов побега, зная, что КГБ учитывает возможность его дезертирства и станет настаивать на возвращении в Москву сразу же после похорон ребенка. Знал он и то, что находился под наблюдением агентов «наружки», действовавших как пешим порядком, так и на автомашинах. Поэтому, рассудил он, бежать надо было еще до погребения младенца. Используя благоприобретенные знания, он избавился-таки от «хвоста». В субботу 12 августа Сташинский вместе с женой поехал на машине КГБ к отцу Инги, проживавшему в районе Далгова, чтобы сделать последние приготовления к погребению, которое намечалось на завтра. Все утро и до полудня они находились у родителей, заглянув только в ближайшие магазины, чтобы заказать цветы и сделать кое-какие покупки.
В четыре часа пополудни Сташинский вместе с женой и ее пятнадцатилетним братом Фрицем вышли в сад из квартирки Инги, которая располагалась неподалеку от дома ее отца, и, скрываясь за цветами и деревьями, направились в центральную часть поселка Далгова, затем пробежали три километра до Фалькензее. Было уже около шести часов вечера, когда они взяли стоявшее на автозаправке такси и поехали на Фридрихштрассе в Берлин. При пересечении границы между Западным и Восточным Берлином Сташинский предъявил удостоверение личности Лемана, и такси пропустили. Через сорок пять минут они были у цели и отпустили машину. Просьбу Фрица поехать вместе с ними в Западный Берлин они отклонили. Сташинский вручил ему триста марок – почти все, что у него имелось в наличии, попросив оплатить похороны, и отослал его домой.
Убедившись, что за ними никто не следит, Сташинский с Ингой взяли другое такси и поехали к ближайшей станции электрички, откуда могли добраться до Западного Берлина. Им повезло: пассажиры вагона, в котором они ехали, контролю полиции подвергнуты не были. Уже в восемь часов вечера они оказались в Гезундбруннене, сойдя на первой же остановке Западного Берлина. Взяв такси, они поехали на квартиру к тетке Инги, а потом попросили подвезти их к ближайшему отделению полиции. В отделение они вошли, когда над Западным Берлином опустились сумерки. Это была последняя ночь перед тем, как город был разделен стеной на две части.
Глава 11
КЛАССИЧЕСКИЙ ШПИОНАЖ
В этот раздел я включил несколько историй, каждую из которых рассматриваю как весьма своеобразную, потому что в них описываются события, находившиеся за чертой обычных понятий или же игравшие в какой-то определенный исторический момент огромное значение.
Ричард Уильмер Роуэн
И НА СТАРУШКУ БЫВАЕТ ПРОРУШКА
Полковник Альфред Редль76 был начальником управления контршпионажа военной разведки австро-венгерской монархии в Вене в период с 1901-го по 1905 год, а позднее – в Праге в этой же должности. С 1902-го по 1913 год, когда его арестовали, Редль был тайным агентом русских (против которых и была в основном направлена деятельность его ведомства). Русские, по всей видимости, шантажировали его, угрожая открыть общественности, что он – гомосексуалист. А разоблачила его им же придуманная контрмера – не знавшая никаких ограничений почтовая цензура. Подозрительно крупная сумма наличных, вложенная в обычный конверт и поступившая до востребования в венском почтамте (Редль уже стал опасаться разоблачения), вызвала интерес у человека, который затем сменил Редля на посту начальника контрразведки – Максимилиана Ронге. Если бы Редль в конце концов не получил эти деньги, его бы так и не разоблачили. Сгубила полковника ненасытная жажда денег и любовь к роскошной жизни, из-за чего он после долгих раздумий все же отправился на почту. Хотя русские хорошо оплачивали его услуги, Редль продавал секретные материалы также французам и итальянцам.
Отделение почтовой цензуры называлось тогда «черный кабинет» или «черная комната».
2 марта 1913 года в «черном кабинете» были вскрыты два письма. На них значился адрес: «Опернбал 13, до востребования, главный почтамт, Вена». Судя по штемпелю, они были отправлены из Айдкунена в Восточной Пруссии, который находился неподалеку от русско-немецкой границы. В одном конверте находились банкноты на 6 тысяч австрийских крон, в другом – на 8 тысяч. В сумме это составляло 2700 долларов. Никакого сопроводительного письма или записки в них не было, что вызвало подозрение цензоров. К тому же Айдкунен был небольшой пограничной станцией, хорошо знакомой шпионам всех национальностей. Письма передали на почту и взяли под контроль, чтобы выяснить, кто же станет их получателем.