Поначалу Политический отдел ведал всеми секретными организациями за пределами Израиля. Осенью 1949 г. это положение изменилось по настоятельному требованию министра вооруженных сил. Военным было разрешено самим проводить секретные операции, но при условии, что Борис Гуриель и Политический отдел будут их контролировать. Это условие Военная разведка во внимание не приняла.
Для Гуриеля и Артура Бен-Натана это было ударом не столько по их престижу, сколько по их непосредственной деятельности. Враждующие между собой отделения разведки попросту мешали друг другу работать. К тому же операции Военной разведки осуществлялись зачастую плохо подготовленными профессионалами.
В качестве примера можно привести операцию, о которой знают очень немногие. Неудача произошла именно потому, что главный ее участник оказался дилетантом.
Разрабатывал операцию сам Бен-Натан. Он потратил многие месяцы, осторожно завязывая знакомства и продумывая каждый шаг перед тем, как представить Бен-Гуриону свой поистине великолепный план. Бен-Натан устроил так, что один из израильских агентов должен был быть назначен генеральным консулом Сальвадора в Каир. Таким образом он смог бы, живя в Египте, действовать совершенно легально и при этом быть под защитой статуса дипломата. Не обязательно быть начальником разведки, чтобы оценить всю важность для Израиля операции, подготовленной Бен-Натаном.
Гуриель, несмотря на все свои разногласия с Военной разведкой, решил посвятить в нее Бенджамина Джибли. Джибли тут же стал настаивать на том, чтобы играть роль консула было поручено сотруднику его ведомства. Гуриель, вопреки сомнениям, вынужден был на это согласиться, поскольку в Каире надлежало решать задачи военного характера.
Джибли предложил кандидатуру. Это был человек, которого он считал в своем штате лучшим. Его кандидат свободно владел испанским языком и хорошо знал Латинскую Америку. Агент отправился в Брюссель, где для него уже был приготовлен драгоценный дипломатический паспорт Сальвадора, за который, кстати, была выплачена немалая сумма сальвадорскому министерству иностранных дел. Власти Сальвадора сообщили Египту, что их новый генеральный консул заканчивает дела в Европе и как только договоренность с Египтом будет достигнута, он приедет в Брюссель и оформит все необходимые бумаги в египетском посольстве. Соглашение состоялось, и израильский офицер, соответствующим образом экипированный и как две капли воды похожий на богатого южноамериканца, появился в офисе египетского консула. Они обменялись любезностями, выпили кофе. Через полчаса, вооружившись самопиской, египтянин сказал: «Приступим к делу. Как и все страны, мы — жертвы бюрократии. Анкеты, анкеты, анкеты…» Египтянин считал дело формальным и, задавая первый вопрос о месте рождения консула, никак не ожидал услышать в ответ: «Хайфа».
Великолепная и очень дорогостоящая операция на этом и закончилась.
Однако и после этого министр иностранных дел Шарет был не в состоянии противостоять напору военных. В этом противоборстве Гуриель был одинок. Не мог помочь тут и Уолтер Эйтан, пытавшийся отстоять Политический отдел. Шарет от борьбы отказался.
Ядин и Джибли в своем стремлении лишить политическую разведку возможности работать, всячески издевались над «Артуром и его плейбоями». Начальник Шин Бет, настойчивый и честолюбивый Исер Харел, который в то время очень сблизился с Бен-Гурионом, тоже старался умалить ее значение, поскольку Политический отдел, как он считал, соперничает с подведомственным ему Шин Бет.
Из Вашингтона приехал Рубен Шилоах, буквально начиненный блестящими новыми идеями, которые он тут же стал широко пропагандировать. Он рассказал Бен-Гуриону, что ЦРУ осваивает новые методы шпионажа и утверждал, что Израилю необходимо создать совершенно независимое разведывательное агентство, подотчетное только премьер-министру. Иными словами, он считал, что Израилю нужно свое ЦРУ.
Гуриель надеялся, что Бен-Гурион поддержит его, хоть и знал уже, что против выступают очень влиятельные лица. В ход была пущена тяжелая артиллерия и, уступая давлению со всех сторон, Бен-Гурион назначил комиссию, которая должна была высказать свои соображения о том, какие изменения следует внести в структуру разведки. Бен-Гурион не мог при этом не знать, что заключение комиссии фактически предопределено. Из четырех человек, входивших в ее состав, только один Уолтер Эйтан, генеральный секретарь министерства иностранных дел был беспристрастен. Генерал Игал Ядин, главнокомандующий, и Рубен Шилоах уже за несколько месяцев до этого изложили свои взгляды правительству. Что касается Шарета, то он давно бросил Гуриеля на произвол судьбы, так как понимал, что им не выстоять под сокрушительным огнем столь влиятельной оппозиции.
В заключении комиссии ничего неожиданного не было. Сообщить о нем Гуриелю поручили Уолтеру Эйтану, единственному в комиссии другу Гуриеля.