Асы шпионажа. Закулисная история израильской разведки

Самыми, однако, сокрушительными для Лавона оказались показания человека, возвратившегося из Каира в Израиль, который на этот раз выступал под своим собственным именем. Это был Аври Зайденберг. Его показания подтвердили свидетельства Джибли во всех подробностях. Он утверждал, что использовал команду для подрывных действий только один раз, 22 июля. Его команда не принимала участия в диверсии в американских библиотеках 14 июля. Мотке Бен-Цур, начальник подразделения 131, подтвердил показания Аври Зайденберга.

Несмотря на то что следственная комиссия располагала квалифицированными показаниями начальника Штаба, руководителя Военной разведки и ведущего офицера, она вынесла по этому делу решение по меньшей мере странное.

Заключение гласило: «В результате анализа всего материала мы, к сожалению, не в состоянии ответить на вопросы, поставленные перед нами премьер-министром. Мы не можем с полной уверенностью утверждать, что старший офицер не получал соответствующих распоряжений от министра обороны. Не можем мы, однако, настаивать и на том, что министр обороны действительно отдавал приписываемые ему приказы».

Если бы дело шло о расследовании подозрительных операций корпораций на бирже, то, возможно, имело смысл сформулировать решение так. Оно бы удовлетворило все стороны. Но речь шла об очень серьезном для Израиля вопросе. В сущности следственная комиссия должна была дать ответ на вопрос, заслуживает ли доверия разведка страны. Кроме того, немаловажным был ответ и на другой вопрос — принимали ли офицеры разведки, подстрекаемые и поддержанные сотрудниками министерства обороны, участие в секретной операции, связанной с диверсиями в другой стране, и пытались ли они скрыть все происшедшее после неудачи этой операции?

То, как сформулировали судья Олшан и генерал Дори свое заключение, не исключало возможности существования заговора. Это было самым жестоким ударом когда-либо нанесенным армии и поставило под сомнение соблюдение в израильском обществе демократических принципов вообще.

После опубликования доклада Олшана и Дори стало ясно, что карьера всех замешанных в эту операцию людей должна пойти по новому руслу.

Бенджамин Джибли ушел со своего поста, но репутация его при этом не пострадала. Он возобновил свою службу в регулярной армии и несколько месяцев спустя отличился в боях за Суэц.

Пинхас Лавон занял свой старый пост генерального секретаря Профсоюзного объединения. Это давало ему возможность оставаться на виду и сохранить политическое влияние.

Мотке Бен-Цур оказался в проигрыше. В армии он остался, но повышения не получил. Он понял, что никогда больше не сможет играть прежнюю роль в разведке и ушел в отставку.

Аври Зайденберг, он же Поль Франк, был отправлен вновь в Германию. Военная разведка справедливо полагала, что там он еще может оказаться полезным.

Расследование было закончено. Далеко не все в Израиле были им удовлетворены. Тем не менее к этому делу больше не возвращались.

Однако был в Израиле человек, казалось, далекий от этих событий, но продолжавший втайне расследовать историю операции «Сюзанна». Этим человеком был Исер Харел. Он был убежден в том, что истина должна восторжествовать. В противном случае Деятельность Военной разведки всегда останется под подозрением.

Часть третья В ПЕРВОЙ ПЯТЕРКЕ

Глава восьмая

В связи с «делом Лавона» Бенджамину Джибли пришлось уйти. Его заменил Иехошафат Харкави, который поначалу был его заместителем, однако они не поладили. Когда планировалась и осуществлялась операция «Сюзанна», Харкави находился в Париже, где занимался научными исследованиями. Так что никакого отношения к скандалу, связанному с «делом Лавона» он не имел. Таким образом, теперь Военную разведку возглавил опытный специалист с незапятнанной репутацией.

Фэтти — Толстяк, как называли Харкави, относился к тому разряду людей, которые становятся военными только во время войны или в чрезвычайных обстоятельствах.

Ему было всего тридцать пять лет, когда он принял дела от Джибли. Профессия разведчика была для него в общем случайной, но тем не менее он оказал большое влияние на развитие и характер разведывательной деятельности в Израиле.

Человек с явными научными способностями, он считался одним из самых блестящих арабистов в Израиле. Безусловно, профессорская кафедра в университете была для него местом более подходящим, чем кабинет военного.

И сам Харкави, и его родители были уроженцами Израиля. В двадцать лет он уже имел степень доктора философии в иерусалимском университете и занимался арабскими языками и арабской культурой в качестве второй своей специальности.

В свое время Еврейское агентство пригласило его принять участие в конкурсе, задача которого состояла в отборе людей, способных быть дипломатами. Он оказался среди двадцати четырех молодых специалистов, прошедших этот конкурс.

Все они получили специальную подготовку. Евреи готовили дипломатов высшего ранга для государства, которое вот-вот будет создано.