Атака неудачника

Писатель ответил не сразу, какое-то время молчал, мучительно перебирая варианты, но, в конце концов, решился:

— Принимаю.

Кто бы сомневался, самоуверенно подумал я. И стал ковать железо, пока горячо:

— Тогда считайте. И как в подобных делах принято: вечером деньги — утром стулья.

— Надо понимать, речь идёт о предоплате?

— Так точно. И лучше наличными.

Вот уж чего я никак не ожидал так это то, что расчёт произойдёт незамедлительно. Однако писатель, решив не откладывать своё спасение на неопределённое «потом», тут же засунул руку в портфель и выудил из него пухлый пакет.

Товарищ пришёл хорошо подготовленным, поразился я. Крепко, видать, припекло.

А он, понянчив деньги на ладони, сказал:

— Тут пяти тысяч не хватает. Можно их чуть позже занести?

— Можно, — великодушно разрешил я, но затем поразмыслил чуток и обрисовал иной вариант возмещения недостачи: — А давайте так сделаем. Я забуду про эти пять штук, а вы за это опубликуете в очередном номере подборку стихов моего брата. Как вам такое предложение?

— У вас есть брат поэт? — скорее удивился, чем спросил Холобыстин.

— В некотором смысле брат, — ответил я и, поправив очки, чтобы скрыть смущение, добавил: — И в некотором — поэт.

Писатель подумал секунду и неожиданно легко согласился на эту бартерную сделку.

— Ну что ж, давайте так и сделаем, — сказал он и протянул мне деньги. Однако взять я их не успел. В последний момент он вдруг одёрнул руку, положил пакет на стол, накрыл его ладонью и с какого-то перепуга стал кочевряжиться: — Знаете, господин частный сыщик, я вам, конечно, верю, и Михаилу Петровичу тоже верю, он дал гарантии, однако, учитывая все обстоятельства… Как бы это сказать? Хм… Не хотелось бы никого обижать, но…

— Вы сомневаетесь в моих сверхъестественных способностях? — догадался я.

— Не то чтобы совсем, однако…

Я не дал ему договорить. Прикрыл глаза, подобрался весь, сконцентрировался, подхватил его сознание своим и, устраивая себе (а стало быть, теперь и ему) лёгкий морок, произнёс тихо и нараспев:

Отпустим сознанье в приволье полёта
И взглянем на то, что скрывает фасад.
Давай за ворота
До поворота
Два шага вместе
И тут же назад.

Открыв глаза, обнаружил, что сижу на циновке.

Огляделся.

Ветхая лачуга. Бледное пятно света на полу. Оконце без стекла. На выцветшей и мятой шторке косая тень сломанной ветки.

Чуть наклонившись вправо, я потянулся всем телом, и оконный проём тут же превратился в такую вот картину: безжизненная узловатая ветка на переднем плане, на среднем — песчаные дюны, на дальнем — где-то в полутора ри от хижины — тёмная полоса, разделяющая берег и море. Небо за окном казалось мёртвым, воздух — неподвижным, унылые, цвета прогорклого майонеза, облака стояли на месте.

Нет, подумал я, должно быть не так.

Сфокусировал взгляд на ветке, затем на облаках, потом снова на ветке, вновь на облаках и снова на ветке. Картинка стала пульсировать, пространство — дышать, мир, обретя ритм, очнулся. Вздрогнула ветка, каркнула невидимая в раме окна ворона, порыв ветра принёс запах мокрых рыбацких сетей.

Вот.

Оно.

То, что нужно.

Поднявшись с пола, я сунул руки в потрёпанные рукава кимоно, поёжился (промозгло было в хижине и по-осеннему сыро), просеменил к окну, а когда дошёл до него, увидел скрюченное, напоминающее иероглиф «тако» — «бумажный змей», сухое дерево.

На кой ляд оно тут?

Взмах ресниц, и просветы между лысыми ветвями залило тёмно-серым. Ещё один миг, и само дерево превратилось в серое, похожее на кляксу, пятно. Я улыбнулся, чихнул два раза, ещё раз чихнул, затем махнул рукой и повелел:

— Лети.

Дерево, ставшее по моей воле бесформенным нечто, будто ждало этого приказа. Вздрогнув, сорвалось с места и начало взлетать, оставляя за собой тонкую струйку-нить выцветшей туши. Поднялось выше. И выше. И выше. Добралось до бестолково, сразу в разные стороны, разбегающихся облаков. Поднялось ещё выше. Ещё. И вскоре исчезло, поглощённое невозможной высью.

Воздушный змей, подумал я. Почти дракон.

Опустив взгляд, глянул в упоительную даль, вздохнул восхищённо и решил немедля направиться к морю. Так захотелось. И та-а-ак захотелось. Но с прогулкой к морю, увы, ничего не вышло. Только сделал шаг к двери, пустяковое заклятие потеряло надо мной всякую власть, и я очнулся.

Я — да, писатель — нет.

Потехе час, решил я и, ударив рукоятью кольта по столу, отпустил сознание клиента на волю.

— Что это было? — спросил он, обводя ошалелым взглядом кабинет. — Где я сейчас был? В Японии? Да?