Отважно бил врага из своего исторического пулемета, взятого майором Куниковым под расписку в Ростовском историко-краеведческом музее, краснофлотец Павел Потеря. После высадки на территории рыбозавода Куников приказал Потере занять огневую позицию на правом фланге отряда, у самой кромки берега, где вероятнее всего гитлеровцы попытаются отрезать отряд от береговой черты, лишив его тем самым возможности получать подкрепление с моря.
Пулемет Потери захлебывался от огня, отбивая одну вражескую атаку за другой, и смолк лишь тогда, когда фашистский снаряд разорвался рядом с пулеметчиком.
Участник героической обороны Севастополя старшина второй статьи Николай Романов вел свое отделение в атаку. В стремительном броске моряки окружили вражескую батарею, забросали гранатами и уничтожили автоматным огнем ее прислугу. Развернув орудия в сторону врага, открыли огонь. До двухсот снарядов выпустили по фашистам отважные десантники. В этом бою особенно отличились краснофлотцы Костенко, Голанов, Морган, Битадзе.
Воспользовавшись темнотой, Романов, Костенко и Голанов подползли к вражескому дзоту и взорвали его вместе с находившимися там гитлеровцами.
На подавление другой огневой точки пошли десантники Коваль, Красюк и Панюшенко. Смельчаков заметили и открыли по ним огонь. Коваль был ранен, но, превозмогая острую боль, поднялся во весь рост и бросил гранату в амбразуру дзота. Ценой своей жизни отважный моряк обеспечил успех всего подразделения.
Защитник Одессы и Севастополя, участник Феодосийского десанта и боев в Крыму сержант Кирилл Дибров вел свое отделение автоматчиков по сильно простреливаемому участку. На их пути оказался сильно укрепленный узел сопротивления гитлеровцев. Хладнокровный и рассудительный Дибров принял решение отказаться от лобовой атаки. Оставив нескольких бойцов для отвлечения внимания противника, он разделил отделение на две группы и атаковал вражеский узел сопротивления с двух сторон. Забрасывая его гранатами и поливая автоматным огнем, десантники подавили сопротивление гитлеровцев и смогли продолжать наступление.
Плацдарм, захваченный нами у противника, был небольшим — всего два километра вдоль берега от Суджукской косы до рыбозавода и один вглубь — до окраины поселка Станичка. Нужно отметить, что этот клочок земли, освобожденный десантниками, был очень в невыгодном положении — с одной стороны море, с трех других — многочисленные линии вражеских укреплений. Здесь на каждом километре противник имел 60 пулеметов, 20 минометов, 25 орудий. На этом рубеже проходило пять линий траншей, семь рядов колючей проволоки. Поля противопехотных и противотанковых минных заграждений находились под прицельным огнем многочисленных дотов и дзотов. И вот, помимо всего этого, противник бросил против нас дивизию с танками, минометами, артиллерией. Огонь вражеских батарей не давал возможности поднять головы, фашистские бомбардировщики кружились над нами днем и ночью. От грохота непрерывно рвавшихся бомб и снарядов гудело в голове.
Почти сорок лет прошло с тех дней, а когда вспоминаешь те бои, то мороз по коже проходит, и невольно думаешь, как же мы выстояли?
А тогда? Тогда некогда было ни думать, ни удивляться. Каждый куниковец побывал в этом аду. Нужно было увернуться от падающей бомбы, укрыться от мины и снаряда, поразить, наверняка поразить, уничтожить лавиной наступавшие вражеские цепи. Мы несли большие потери, но позиций своих не сдавали, никто не отступил ни на шаг.
У каждого окопа, в каждой траншее, во дворе или домике то и дело вспыхивали жаркие схватки.
Особенно гитлеровцы обнаглели, когда убедились, что имеют дело с небольшим отрядом моряков-десантников.
Наш комиссар Николай Старшинов писал:
«Пройдут годы, и о мужестве советских воинов, сражавшихся на этих рубежах, будут слагаться легенды... Но тогда мы даже и не подозревали о важности своей роли в боевых событиях Великой Отечественной войны. Люди думали лишь о том, как выстоять, как удержать плацдарм. Об этом и только об этом заботились все — от командира до рядового».
У нас не хватало боеприпасов. Третьи сутки не могли вздремнуть хотя бы часок. Наверное, о таких людях, как куниковцы, писал поэт:
Захваченные в плен гитлеровцы признавали, что, как правило, против одного русского моряка им приходится выставлять десять своих солдат.
А один взятый нами в плен унтер-офицер, откоторого несло спиртным, обведя нас наглым высокомерным взглядом, заявил:
— Нашему командованию стало известно, чтовас здесь высадилось не больше батальона. Чтобы одним ударом сбросить вас в море, наше командование бросило на каждого русскогоморяка тридцать солдат! Я предлагаю вам сдаться мне в плен, иначе к вечеру вы будете сброшены в море. К пленному подошел Толя Лысов.
— Русские моряки в плен не сдаются. Тридцать фрицев против одного матроса, говоришь? Что ж, померяемся силенками. — И он так тряхнулунтера, что тот сразу же притих.