Атаман А.И. Дутов

На самом уфимском совещании казаки и представители Сибири растворились в общей массе преобладавших членов Учредительного Собрания. Гнетущее впечатление на участников совещания произвёл наплыв беженцев в Уфе после падения Казани и Симбирска. Становились очевидными неустойчивость и скорое крушение Поволжского фронта, падение Сызрани и Самары. Несмотря на шаткость положения представителей Самары, они до последнего отстаивали свои требования. При попытке казаков провести в правительство своего кандидата они встретили упорное сопротивление и были вынуждены отказаться от этого. В то же время казаки добились некоторых уступок. Их усилиями в основной состав Директории не прошла кандидатура эсера В.М. Зензинова. Тем не менее этот кандидат всё равно вошёл в состав правительства, замещая отсутствовавшего на востоке России Н.В. Чайковского. Достаточно авторитетных представителей армии для включения в состав будущего правительства на востоке России не было. Причём некоторые казаки выдвинули кандидатуру Генерального штаба генерал-лейтенанта А.И. Деникина, надеясь, что он прилетит на аэроплане[1016]. Прошедшая в итоге кандидатура Генерального штаба генерал-лейтенанта В.Г. Болдырева была во многом компромиссной. По характеристике находившегося в 1918–1919 гг. на востоке России британского полковника Д. Уорда — командира 23-го Мидлсекского батальона, Болдырев имел вид «грузного, бравого и глупого русского офицера; он не особенно мозговат; хитёр, но не ловок»[1017].

Как вспоминал И.И. Серебренников, «нам, сибирякам и казакам, не искушённым в политике, противостояли весьма серьёзные силы, в лице лучших представителей партии с[оциалистов]-р[еволюционеров]. В этом смысле борьба была слишком неравной, тем более что в нашем лагере совершенно не было ораторских дарований…»[1018].

Оренбургское казачье войско помимо Дутова на Государственном совещании в Уфе представляли войсковой старшина Н.С. Анисимов, член Войскового правительства полковник В.Г. Рудаков и Г.С. Жеребцов. Самым активным из оренбуржцев был Анисимов, вошедший в Совет старейшин, в состав комиссии по организации власти и выступавший трижды. Требования казачьих представителей сводились к следующему[1019]:

1. На совещании должна быть создана верховная всероссийская власть, главными задачами которой является создание единой русской армии, восстановление внешнего фронта для доведения войны до конца и восстановление порядка внутренней и экономической жизни в стране;

2. Верховная всероссийская власть должна быть вручена трём лицам, которые для текущей работы формируют кабинет министров;

3. Власть должна формироваться не по признаку партийности, а по признакам персонального авторитета и проникновенности идеей государственности и патриотизма;

4. Верховная всероссийская власть действует в обстановке полной деловой самостоятельности, независимости и ответственности перед Всероссийским Учредительным собранием нового созыва (выделено мной. — А.Г.)[1020];

5. При решении вопросов общегосударственного значения, связанных с существованием и самостоятельностью Российского государства (вопросы войны и мира), верховная всероссийская власть должна созывать Государственное совещание, решения которого для неё обязательны;

6. Состав Государственного совещания определяется настоящим совещанием;

7. Верховная всероссийская власть должна принять меры к скорейшему созыву полноправного Всероссийского Учредительного собрания, которому должна принадлежать вся власть в стране.

Эти требования были оформлены в декларацию, которую зачитал генерал-майор Б.И. Хорошхин. Нельзя согласиться с утверждением, что на Государственном совещании Дутов якобы нарушил некое обещание, данное им Комучу, а также игнорировал наказ своего собственного войска, призывая к перевыборам в Учредительное собрание[1021]. На самом деле никаких обещаний Дутов в ходе конфликта с Самарой её представителям не давал и давать не мог, а наказ войска также предполагал перевыборы Учредительного собрания после создания центральной власти.

Любопытно, что думали рядовые казаки о политическом моменте. В протоколе общего собрания жителей станицы Нижнеувельской от 29 сентября 1918 г. говорилось: