Атаман А.И. Дутов

Дутова избрали членом Совета старейшин совещания и председателем казачьей фракции[1001]. Кандидатуру атамана выдвигали в состав Директории, однако он заявил, что не покинет войско, пока оно не в безопасности. По мнению И.Г. Акулинина, на Государственном совещании Дутов «являлся одним из самых активных и влиятельных участников. Около него группировались не только казачьи делегаты, но и вся умеренная часть Совещания»[1002]. Едва ли можно согласиться с утверждением, что «Ген[ерал] Дутов играл главную роль на Уфимском Совещании»[1003]. На самом деле Дутов выступил на этом форуме только один раз, 12 сентября, с секретным сообщением о тяжёлом положении на фронте[1004]. По свидетельству Л.А. Кроля, Дутов говорил о том, что «положение на фронте плохо, что долго при нынешнем положении казаки не будут в состоянии тянуть, что необходимо ускорить создание единого командования, а следовательно, и центральной власти. Дела, заявлял он, настолько плохи, что он должен уехать немедленно, и он счёл своим долгом перед отъездом просить нас торопиться, ибо каждая минута дорога»[1005]. Заявление Дутова произвело сильное впечатление на присутствовавших. Однако, как считал оптимистично настроенный Генерального штаба генерал-лейтенант В.Г. Болдырев, Дутов лишь пугал обстановкой на фронте[1006].

Подполковник Б. Солодовников, произведённый в этот чин при Керенском за революционные «заслуги» из подпоручиков[1007], оставил довольно ироничное описание обстановки совещания в Уфе: «В одну из открытых дверей можно было рассмотреть шумную группу казачьих офицеров, среди которых балагурил атаман Дутов, только что произведённый в генералы Самарским правительством за отличия на Оренбургском фронте. Дутов был в игривом настроении, острил и угощал «настоящими комиссарскими» сразу из двух золотых портсигаров — трофеев гражданской войны. Шутка начальства вызвала подобострастное хихиканье подчинённых и обворожительную улыбку дам. «Какой герой этот Дутов», — жеманно протянула Сыромятникова — бесцветная, скучающая дама в роскошной меховой пелерине случайного происхождения. Пелерина была велика и падала с плеч, доставляя немало забот кавалерам по обязанности из подчинённых её мужа[1008] «Душка», «прелесть» — с восторгом шептала младшая Веденеева, сверкая уцелевшими от реквизиции бриллиантами. Молодёжь тянулась к портсигарам, на глаз оценивая их валютную стоимость, завидуя и мечтая о комиссарах с такими портсигарами. Публика попрактичней давно уже расположилась в буфете…»[1009] Чуть ниже Солодовников добавляет ещё один штрих: «Едва освободился из объятий обалдевшего купчика генерал Дутов»[1010]. Впрочем, особенно доверять оценкам Солодовникова не стоит, ведь он, по мнению, как всегда, острого на язык генерала С.А. Щепихина, — «никакой ни революционер, ни демократ, ни реакционер, ни офицер, а просто с-чь, порождение нашей Смуты»[1011]. Как говорится, ни отнять, ни прибавить.