Атаман А.И. Дутов

Взаимоотношения внутри офицерского корпуса также были далеко не простыми. Существовало деление на казачьих и неказачьих офицеров, причём некоторые представители каждой из групп с недоверием относились к другим. Этому вопросу, несмотря на традицию скрывать внутренние ведомственные противоречия, осенью 1918 г. был посвящён даже специальный материал в «Оренбургском казачьем вестнике». Штабс-капитан Насонов обратился к казачьим офицерам с открытым письмом, в котором писал: «Мне грустно видеть взаимное непонимание и недоверие, которое замечается между офицерством пехотным и казачьим… Я, сражавшийся всё время в рядах казаков, в минуты испытаний и лишений боевой жизни — видел всё величие духа и полное единение у боевого офицерства. У нас не было деления на офицеров пехотных и казачьих. Блестящие боевые офицеры: есаул Ершов, Донецков, капитан Булгаков и Володин — никогда о своих преимуществах не говорили. Они все силы отдавали борьбе с большевиками, и для пустых ребяческих раздоров у них не было времени. Нам всем нужно брать с них пример»[1151].

Конфликты существовали и среди собственно казачьих офицеров. В частности, в конце октября — начале ноября 1918 г. буквально из-за совершенно ничтожного вопроса о писарях разгорелся острейший конфликт между генерал-майором Г.П. Жуковым и его штабом, с одной стороны, и начальником 1-й Оренбургской казачьей дивизии генерал-майором Д.М. Красноярцевым — с другой. Подоплёка конфликта заключалась в неясности вопроса о подчинённости дивизии Красноярцева. Вопрос пришлось улаживать на уровне Войскового атамана и правительства[1152]. Достаточно частыми в офицерской среде стали и антидисциплинарные поступки. Так, 6 октября 1918 г. Дутов был вынужден объявить выговор одному из наиболее известных руководителей повстанческого движения в войске есаулу А.П. Донецкову «за некорректное отношение к командующему фронтом»[1153].

В годы Гражданской войны появились и нехарактерные для прежних времён нововведения. Так, в сентябре 1918 г. было образовано общество офицеров Оренбургского казачьего войска[1154]. Очевидно, это был своеобразный офицерский профсоюз для защиты корпоративных интересов. Создание такого общества было видимым проявлением политизации казачьего офицерства периода Гражданской войны. Кстати, вскоре после своего учреждения общество по решению 3-го чрезвычайного Войскового Круга было закрыто как имеющее политический характер[1155].

Тем не менее определённая тенденция налицо. Если до 1917 г. для офицеров политики, как таковой, не существовало, то в новых условиях политические пристрастия нередко предопределяли поступки офицеров. Среди оренбуржцев, не считая перешедших к красным, наиболее ярким примером офицера, для которого партийность возобладала над воинским долгом, стал член партии эсеров Генштаба полковник Ф.Е. Махин, который стал одним из активных участников военного заговора против атамана А.И. Дутова в декабре 1918 г. Махин был не одинок. «Социалистический душок» казачьи офицеры отмечали и у ещё одного старшего офицера — командира 17-го Оренбургского казачьего полка полковника Н.Г. Смирнова[1156].

Во второй половине 1918-го — первой половине 1919 г. в ожесточённой борьбе на Урале решалась дальнейшая судьба России. Обстановка на фронте Юго-Западной армии складывалась следующим образом. В состав только что образованной Юго-Западной армии телеграммой начальника штаба Верховного главнокомандующего № 309 от 17 октября была включена Бузулукская группа полковника Махина. Сам Махин получил назначение на должность командующего войсками Ташкентской группы и командующего Оренбургской казачьей пластунской дивизией и 20 октября выехал в Ак-Булак[1157], а в командование войсками Бузулукской группы вступил начальник 2-й Сызранской стрелковой дивизии полковник Бакич[1158]. Помимо Бузулукской и Ташкентской групп войск в состав Юго-Западной армии входила и Уральская группа под командованием генерал-майора В.И. Акутина. По свидетельству одного из участников Гражданской войны на Урале на стороне красных, уральцы были гораздо реакционнее (т.е. непримиримее) оренбуржцев, лучше относившихся к красным и часто остававшихся в своих станицах при отступлении белых (уральцы, как правило, в этом случаи уходили с армией)[1159].