Атаман А.И. Дутов

Задачей армии было сдерживать наступление красных, причём на Бузулукском направлении предполагалась пассивная оборона на укреплённых позициях, являвшихся на самом деле фикцией[1160], до окончания формирования Оренбургской казачьей сводной дивизии, после чего, по всей видимости, предполагалось наступление. Уральская группа должна была обороняться на Саратовском направлении и прикрывать Уральскую область, а также войти в связь с Астраханским казачьим войском и войсками полковника Л.Ф. Бичерахова, действовавшими на западном берегу Каспийского моря.

Лишь Ташкентская группа Махина после перегруппировки должна была перейти в решительное наступление и взять город Актюбинск, приготовившись «к безостановочному продвижению на Ташкент»[1161]. В резерве у Дутова в конце октября оставалась лишь 5-я Оренбургская стрелковая дивизия.

Есть основания полагать, что решение Дутова наступать на Актюбинск и далее на Ташкент в своей основе имело не только военные соображения. Осенью 1918 г. к Дутову из Туркестана с секретной миссией был направлен член антибольшевистской подпольной Туркестанской военной организации поручик П.П. Папенгут (назад в Туркестан он возвращаться не стал, а впоследствии дослужился у Дутова до чина полковника, став его штаб-офицером для поручений). Папенгут должен был передать Дутову письмо полковника И.М. Зайцева с изложением подготовленного белыми подпольщиками, вероятно, совместно с британской разведкой плана общего восстания в Туркестане против большевиков, в котором должны были принять участие как белые и их союзники англичане, так и местные ферганские, бухарские и туркменские повстанцы (басмачи). Дутова просили поддержать восстание наступлением на Актюбинск, что он и предпринял. По мнению командующего войсками Туркестанской Советской Республики Г.В. Зиновьева, Дутов рассчитывал захватить Туркестан и использовать его как базу в случае отступления с Южного Урала. При этом, как писал Зиновьев, «Ашхабадский и Ферганский фронты, хотя они и были серьёзны, но не имели того решающего значения, как Оренбургский»[1162]. Момент был выбран очень удачно — после оставления Оренбурга и бегства в Туркестан и до присылки в декабре 1918 г. боеприпасов из центра с караваном А.Т. Джангильдина (20.000 винтовок, 2.000.000 патронов, 10.000 бомб, 7 пулемётов) войска Зиновьева практически не имели патронов.

Вообще воинство Зиновьева со стороны выглядело довольно оригинально. По словам очевидца, «пёстро выглядела армия — шляпы, папахи, фуражки, кепки, даже приспособленные для головы дамские муфты… Армяки, шубы, шинели, кафтаны, тужурки… Лохматые, сделанные из кошмы сапоги…»[1163]. Помимо отсутствия одежды, войска красных не имели топлива для разогрева пищи, обогрева помещений и работы паровозов. Топили кизяком, разбирали на дрова железнодорожные постройки, позднее из Ташкента в качестве топлива было доставлено три эшелона сушёной рыбы[1164]. Тем не менее на этом фронте силы красных превышали 17.000 человек[1165] (по другим данным, их численность доходила до 30.000 человек[1166], минимальная цифра составляет 10.400—10.800 штыков и сабель при 31 орудии[1167]), что представляло довольно серьёзную угрозу для армии Дутова.