Атаман Альтаира

— Будешь спорить с папой, изменю голосовые предустановки на Бизона… тьфу, бл…, Кобзона, — пообещал я.

В обнимку с Лориварди Гнуком я прошёл к лифту. Мой гость уже припадал на оба колена, слаб оказался в ногах.

Квадратная платформа взметнула нас на верхнюю палубу, где мы, заботливо поддерживая друг друга, прошли в пост управления. Разговор к этому времени сделался уже ненавязчив, необременителен. На умные фразы собеседника можно было не отвечать (он этого просто не замечал), но при этом поступательно развивать тему, интересную самому себе. Диалог превратился в два параллельных монолога, пересекавшихся лишь в те мгновения, когда совпадала икота беседующих. Примерно так:

— Миллион сто тысяч тонн атомарного водорода вместе с тысячью тоннами позитрония на борту «Колибри» обеспечивали коэффициент воспроизводства реакции термоядерного синтеза не менее одного и двух десятых, — убеждал меня Лориварди, — и потому «планетоид-711» должен был зажечься как звезда…

— …но наличие скрытой массы во Вселенной вовсе не является препятствием для сверхсветовых прыжков, — отвечал я. — Синхротронный двигатель формирует гравитационную линзу соответственно градиенту коллапса рабочего тела. Чем мощнее двигатель, тем больший градиент он обеспечит и тем большей окажется кривизна гравитационной линзы. Тем дальше окажется прыжок… Давай выпьем «Плачущего Гоблина»!

— Давай!.. А ты, Сэмми, знаешь, почему плакал Гоблин? И плакал ли вообще?

— Нет, не знаю… Может быть, у него болели глаза?

— Возможно, он был слеп, как Гомер? — предположил Лориварди.

— А возможно, он просто жалел нас, своих потомков?

— А ты, Сэмми, разве его потомок?

— Не знаю. Но ведь и он тоже об этом ничего не знал!

— Возможно… Потому он и плакал! Ты хороший потомок, Сэмми!

— Ты тоже ничего!

Вот так мы и разговаривали. Вспоминать противно!

Лориварди открыл свой титановый кейс, в котором под нежным светом галогеновой лампочки заблистала волшебная бутылка. Винодельческое чудо было извлечено из переливчатых недр своего саркофага, и господин Гнук свернул шею пробке. Далее последовали несколько бульканий в подставленные фужеры. И мой гость провозгласил тост:

— За исполнение желаний!

Похоже, Лориварди придерживался незыблемого правила всех донских казаков: кто произносит длинные тосты, тот допускает большие ошибки!

Я опрокинул бокал в свою глотку. И мир опрокинулся на меня. Последнее, что зафиксировало слабеющее сознание, — встающий на дыбы пол, ударяющий меня в лоб. На этом — всё!

Когда я пришёл в сознание, слух уловил чьё-то хныканье. Хотя шишка на лбу нестерпимо горела, я сразу понял, что хнычу вовсе не я, а кто-то другой. «Донцам» западло хныкать по-бабьи.

Пошевелившись, я тут же услыхал пропевший мне в ухо голос «Витаса»:

— Шеф, сейчас мы закончим гемодиализ, химадсорбцию и кипячение крови — и вы тогда подымитесь во всей красе. Так сказать, поверженный, но непобеждённый; общипанный, но способный летать.

Бортовой компьютер позволил себе пошутить. Сие значит, что я жив.

Повращав глазами, я увидел подле своих ног большой летающий диск корабельного реаниматора. Машина урчала вентиляторами, поддерживая себя в воздухе, от её серебристого тела к моим ногам отходили две пары гибких прозрачных шлангов, по которым перегонялась моя кровь. Видимо, робот подключился к моим венам в паху и ниже колен и теперь очищал кровь. Дело хорошее! Голова, по крайней мере, не болела. Однако происходившее не объясняло того, что случилось прежде.

— Что произошло? — спросил я.

И тут же до меня долетел ледяной голос Натс:

— Не надо кричать, Сэмми, я хорошо тебя слышу.

Стало быть, моя красавица где-то рядом. Только я не знал, где именно. Постаравшись запрокинуть голову, я выгнулся, и тут же в ухо мне ворвался голос бортового компьютера:

— Эй! У тебя ошейник с подключениями реаниматора! Аккуратней! Не повреди тонкую технику! Это ведь нанотехнологии, а не фунт изюма в ведре с кизяком!

— Руками-то мне можно двигать? — Я обратился к компьютеру, но Натс, не зная, что у меня в ухе укреплён микрофон и наушник, решила, что я разговариваю с ней.

— Попробуй, конечно, — разрешила она.

Я пошевелил пальцами рук, затем согнул руки в локтях, убедился в том, что они свободны, после чего, сделав усилие, упёрся ладонями в пол и придал телу сидячее положение.

То, что предстало моим глазам, показалось необыкновенно интересным. В углу поста управления сидел на корточках Лориварди Гнук. Выставив вперёд ладони, точно закрываясь ими, он смотрел сквозь пальцы на Натс, которая стояла перед ним с моей любимой «чекумашей» в руках. Лориварди хныкал как-то совершенно по-бабьи, я бы даже сказал, педерастически; Натс с каменным выражением лица смотрела на него, не опуская пистолет. Чрезвычайно живописная сцена! Тому, кто хоть раз в жизни видел красивую женщину с «чекумашей» без предохранителя, мой восторг будет понятен без долгих разъяснений.

— Натс, дорогая моя, — ласково заговорил я. — У тебя в руках очень серьёзное оружие. Скорость пули — девять километров в секунду…