Атаман Альтаира

— Чудесные цветы. Сейчас я их поставлю в вазу, и мы пойдём, искупаемся в океане…

— Ты купаешься в океане?! Ты уверена, что там нет никаких опасных рарапынгов и чапчериц?!

— Нет, опасных рарапынгов и чапчериц там точно нет! Все местные купаются в океане. Я уже познакомилась с соседями слева и справа.

Она умчалась по коридору. А я неспешно прошёлся по холлу, присел на большой изогнутый диван перед прозрачным столиком. Диван тут же чуть-чуть откинул спинку и подкачал воздух в подушку под поясницей.

В наушниках прорезался голос Константина:

— Шеф, слышу ваши разговоры! У неё… м-м… красивый голосок. Может, возьмём её в хор казачек нашей расстрельно-пулемётной команды?

— Отстань, образина!

Опять послышались лёгкие шаги, и через пару мгновений Натс поставила на столик высокую вазу с принесёнными мною цветами. Села напротив, заглядывая мне в глаза.

Я почувствовал, что краснею. Ого! Я, оказывается, ещё и романтик! Хорошо хоть, что латентный!

— Я действительно очень рада, что ты приехал, — сказала Натс. Очень трогательно это прозвучало.

— Мы одни? — на всякий случай уточнил я.

— А ты думал, я сразу притащу кого-нибудь в свой дом?

— Что за манера отвечать вопросом на вопрос! Русские люди так не разговаривают!

— Хорошо, я учту, — она улыбнулась. — Мы одни. Здесь никого нет.

— Меня зовут не Сэмми, — сказал я. — Моим друзьям и единомышленникам я известен под именами Иван Караваев, Иван Объедалов и Пётр Разорвирубаха. Друзья меня иногда называют Иваном, а иногда Петром.

В наушниках заверещал Константин:

— Что ты делаешь?! Как ты можешь себя расшифровывать?! Ты же с потрохами себя сливаешь! Старый пень!

Натс на секунду задумалась:

— Наверное, это большой секрет?

— В общем-то, да.

— А меня тоже зовут не Натс…

— Давай попробую догадаться. Тебя зовут Наталья Александровна Тихомирова…

— Откуда ты узнал?!

— Да за последние дни много чего случилось. Отыскались люди, готовые пойти на всё что угодно, чтобы заполучить тебя в свои руки.

Она молчала, напряжённо глядя на меня.

— Можно задать вопрос? — полюбопытствовал я. — Ты, в самом деле, жила в двадцатом веке?

Она ответила долгим взглядом. Затем, аккуратно подбирая слова, ответила:

— Странно слышать такой вопрос от тебя. Сэмми! Ты, правда, ничего не помнишь?

— А… мы были знакомы?

— Вообще-то да.

— А… мы были близко знакомы?

— Можно считать, что близко.

— И… насколько близко?

— Сексом мы не занимались, если ты об этом.

— А-а… — я сглотнул. — И где же мы познакомились?

— В Санкт-Петербурге. На Арьергардной улице. Летом две тысячи шестого года!

— Это невозможно!

— Неужто? А как ты думаешь, почему я здесь вообще оказалась?

Я заподозрил, что слишком многого не знаю о своей жизни. Но засёк и кое-что ещё — из эфира исчез голос Костяной Головы. В наушниках — ровный белый шум. Мысленным усилием я переключил симплексор на резервную частоту. Там — тоже белый шум. Это могло означать только одно — какой-то умник поставил широкочастотную помеху, прервав мою связь с «Фунтом изюма».

Подняв глаза вверх, я увидел сквозь остекление крыши небольшой белый шар с выкрашенным серебрянкой контейнером и похожей на ленту верёвкой. Любой «донской казак» сказал бы, не задумываясь, что верёвка под шаром — всенаправленная антенна, а контейнер — мощный широкополосный постановщик помех с ядерной батареей внутри. Именно этот невинный с виду шарик и перекрыл радиоканал моей связи с «Фунтом изюма». Ну-ну, ребятки, не надо было вам так со мною поступать…

Наташенька, превратно истолковав мой остановившийся взгляд, поплотнее запахнула кимоно и со смехом спросила:

— Куда это ты смотришь?

В принципе, она была права. Я смотрел именно туда, куда она подумала. Но у меня перед глазами стояла совсем другая картинка. Куда менее живописная и куда более кровавая. Я рыскнул взглядом по помещению и увидел в стене большой камин:

— Он действует? Или это муляж?

— Действует. Тут, говорят, бывает несколько холодных ночей в году…

— Быстро полезай в камин! Встань там и подними лицо вверх!

— Зачем?!!

— Через минуту тут будет шумно и очень опасно. От взрывов световых гранат ты можешь ослепнуть, от взрывов шумовых — оглохнуть, а от взрывов газовых — задохнуться.

— Ты так шутишь, что ли?

— Посмотри на мою седую голову! В ней железа больше, чем мозгов! Такие люди, как я, не умеют шутить!

Я подскочил к ней, сгрёб в охапку — она оказалась много легче, чем я думал — и понёс к камину. Отравляющие газы тяжелее воздуха. Если она встанет внутри камина в полный рост, сможет дышать чистым воздухом. По крайней мере, некоторое время.

Моя решительность, видимо, передалась Наташе. Едва я её выпустил, как она юркнула в зев камина. Чтобы её нижнюю часть тела сделать менее заметной, я рывком переставил одно из кресел, загораживая камин.

Что ж, пора позаботиться и о себе! Я метнулся к рундуку, вытащил носогубный фильтр, защитные очки, успел всё это надеть. Когда вытаскивал из скрытого отдела «чекумашу» с патронами, в потолке над головою затрещало стекло. И влетела первая газовая граната.