Атаман Платов

«Что же помогло тогда устоять против многократно превосходящего врага? — размышлял Платов. — Конечно же, прежде всего выучка казаков. Не зря учил и требовал от каждого умения владеть оружием: ловко действовать пикой да клинком, без промаха стрелять.

И всё? Нет, ещё помогло крепкое товарищество. Каждый знал того, кто дрался рядом; большинство из одних станиц, вместе росли, дружили. Служба ещё более сплотила. Что ни говори, а войсковое товарищество — великая сила».

И ещё был уверен, что если б он, командир Платов, не проявил твёрдости духа, не миновать бы всем турецкого плена. Уверенность в победе терять нельзя, в каком бы трудном положении ни оказался.

Глава 2 ПОД НАЧАЛОМ СУВОРОВА

У ОЧАКОВА

После сражения на реке Калалах случилось дело и на Кубани. В полустах вёрстах от Азовского моря полк Платова столкнулся с неприятелем. Не раздумывая, казаки бесстрашно врубились в боевой порядок и обратили турок в бегство. Преследуя врага, они ворвались в селение и захватили там орудия и большие запасы продовольствия.

В посланном в Петербург донесении вновь отмечалась удаль молодого войскового старшины. В ответ пришёл ордер с повелением немедля направить Матвея Платова в столицу.

Его охватила оторопь: «Неужто в чём провинился? Иль плохо нёс службу?» Однако повеление нужно было исполнять, и он отправился в далёкий путь.

В сопровождении генерала его провели к самому Потёмкину, вершившему при императрице военные (да и не только военные) дела.

Выслушав генерала, а потом и рапорт молодого войскового старшины, сидевший за столом человек с чёрной повязкой на глазу долго сверлил Матвея одним глазом.

— Так ты и есть тот самый Платов? — Потёмкин поднялся, и Матвей поразился его могучей фигуре. И голос у него был под стать виду: сильный, словно труба. — Сколько ж лет тебе?

— Двадцать три, — ответил войсковой старшина. Взгляд Потёмкина потеплел. Возможно, глядя на стоявшего пред ним стройного казака, ему вспомнилась собственная молодость. В шестнадцать лет он стал рейтаром, а вскоре вахмистром. Кто знает, как сложилась бы дальнейшая служба, если б не встреча с императрицей.

— Звания армейского не имеешь?

— Никак нет.

— Будешь иметь.

Об армейских званиях среди казаков ходили анекдоты. Считалось, что командир казачьего полка есть полковник. Но в табели о рангах он приравнивался армейскому майору. И когда приходил указ о возведении иных казачьих начальников в армейские чины, казаки подшучивали: «Нашему-то начальнику немало подфартило — из полковников сразу возвели в майоры».

На следующий день Потёмкин представил Матвея самой императрице.

— Вот он, матушка, и есть тот самый Платов, о котором проявить интерес изволила. Казак из станицы Черкасской.

Матвей стоял ни жив ни мёртв.

Затянутая в корсет, пышущая здоровьем и красотой, Екатерина смотрела на него с тем любопытством, с каким бы рассматривала диковинную вещь. Матвея поразил не столь её величественный вид, как властный взгляд.

— Как речку-то именовали? Ты что, оглох? — переспросил Потёмкин.

— Калалах, — выдавил из себя Матвей. Последовал новый вопрос, тот же, что задавал и Потёмкин.

— Сколько было-то басурманов? — поинтересовалась Екатерина.

— Много, ваше величество, считать не можно было. Только нас-то было два полка: ларионовский да мой.

— Он, Ларионов, тож казак?

— А как же!

Екатерина села в кресло, указав Матвею место напротив.

— Сказывай всё, как было.

Подавляя волнение, Матвей стал рассказывать, как среди ночи, испытывая тревогу, приникал ухом к земле, чтоб услышать неприятеля, как Фрол Авдотьев объяснял, почему ночью птица не спит.

Екатерина слушала со снисходительной улыбкой, которая и ободряла и настораживала. И Матвей вдруг, не выдержав, спросил:

— Ваше величество, может, я гутарю не то?

— Нет-нет, всё так, — успокоила она.

Когда аудиенция кончилась, Екатерина спросила, где он остановился.

— В казачьих казармах, матушка, — ответил за него Потёмкин.

— В следующий раз покои для такого молодца и здесь, во дворце, найдутся.

По выходе из кабинета Потёмкин покровительственно похлопал его по плечу: угодил, мол, императрице. И приказал:

— Отправляйся к месту службы. О тебе буду помнить. Нужен будешь — вызову.

Ждать пришлось недолго.

Осенью на Урале занялось зарево мужицкой смуты, поднятой беглым с Дона Емелькой Пугачёвым. Словно лесной пожар, она разрослась, переметнулась на Поволжье, к ней потянулись тысячи обездоленных, Петербург встревожился, перепуганная Екатерина приказала высвободившиеся после заключённого летом мира с Турцией войска направить против бунтовщиков.

Двадцать пехотных и кавалерийских полков, возглавляемых боевыми генералами, поспешили к Поволжью. Был призван сюда и Александр Васильевич Суворов.

Для защиты Москвы к столице стянули лучшие российские полки: Новгородский, Владимирский, Воронежский. Туда же направили и казачий полк Платова.

В сентябре Пугачёва схватили, а в январе 1775 года казнили. Восстание пошло на убыль. Платов с полком возвратился на Дон. Однако волнение не угасло совсем. То там, то тут объявлялись пугачёвцы, вспыхивали бунты.