Атаман Платов

Процессия выбралась на холм, и шедшего впереди старца подвели к Зубову. Шамкая, старик что-то стал тихо говорить.

— Что он лопочет? — Зубов стоял в позе победителя.

— Он говорит, что, все они пришли, чтобы приветствовать вас от всех жителей… И вручить от города и крепости Нарын-Кала ключи.

Позади старика один из горцев держал перед собой расшитую золотом подушку. На ней лежали схваченные кольцом два больших серебряных ключа. Старик продолжал речь.

— Он говорит, что по воле Аллаха ему во второй раз приходится вручить русским ключи.

— А когда же в первый раз? Кому вручил? Толмач пояснил:

— Петру, государю Российскому. Было это давно, и он тогда был сильным и ловким джигитом…

Приняв ключи, Зубов передал их Апраксину. Ответил старцу, чтоб слышали все остальные:

— Вы наши союзники и друзья. Все подданные государыни-матушки, её дети. И, как дети, будем жить в мире и согласии. Наш общий враг — Ага-Мохамед персидский. Теперь русской армии открыт доступ в закавказские края и к Тифлису, чтобы выполнить свой союзнический долг.

ЗА АРАКСОМ

После двухнедельного пребывания у Дербента корпус продолжал поход. Накануне Зубов вызвал генералов, объявил диспозицию, Платова же предупредил:

— С вас, атаман, спрос за охранение войск на марше и ведение разведки. А посему быть самому впереди.

— Разумеется, — отвечал генерал.

Он привык находиться в походе в жарком месте: в авангарде, вступая первым в сражение с неприятелем, или в арьергарде, когда войска отходили и казаки прикрывали главные силы от вражеских наскоков.

— А предупреждаю потому, — продолжал граф, — что есть слухи, будто хан Бакинский, а с ним ханы Карабаха и Шемахи примкнули к Ага-Мохамеду. Сам в это я мало верю, но сие известие нельзя упускать из виду. У персианина войск немало, до сорока тысяч. Хотя он и отступил, но в любой час может совершить диверсию.

Матвей Иванович слушал главнокомандующего, кося глазом на лежащую пред ним карту. Видел, что угроза может возникнуть не только с фронта, но и справа, со стороны гор, где бродили многочисленные отряды Сурхая.

— И в сторону моря бди! — словно разгадав мысли Платова, продолжал Зубов. — Прежде всего, на Баку, а потом к местам причалов наших судов. Никак нельзя допустить, чтобы к ним проник неприятель-Задача на авангард выпадала немалая, если учесть небольшие его силы: свой легкоконный Чугуевский полк, Хопёрский, Волжский, Терский, Гребенской и ещё легион казачьей команды из Моздока. Всего пять полков, а в каждом три с небольшим сотни. В дополнение на следующий день подошёл ещё один полк, донского полковника Орлова.

… 24 мая, опережая главные силы, авангард начал поход. За ним запылила пехота, загромыхали орудия, заскрипели повозки обоза.

Через неделю полки авангарда достигли Самура. В горах началось таяние снегов, шли сильные дожди, река взбухла, превратилась в ревущий поток. В мутной воде крутило камни, неслись вырванные с корнями деревья. Противоположный берег скрывался в тумане.

— Ну, с Богом, — перекрестился урядник, старший дозора, и направил коня в поток.

Упираясь концом пики в дно реки, казак помогал, лошади справиться с течением. За ним последовали и остальные. Вода била в грудь, в бока лошади, и она едва удерживалась на ногах. Казалось, ещё секунда, и животное не выдержит напора, поток собьёт и затянет в бешеную круговерть.

Сотня за сотней преодолели полки преграду и поскакали вперёд.

19 июня авангард Платова вышел в Курт-Балаку. А утром ему донесли, что накануне Ших-Али бежал из лагеря и ночью был в Кубе. Захватив мать и жену, ушёл в горы.

— А что же Серебряков? Как же он допустил такое? Сей момент его ко мне! — вознегодовал Платов.

Майор Серебряков из Чугуевского казачьего полка возглавлял команду при главном лагере. Под его началом находились две сотни наиболее опытных донских казаков. Прибыл он к Платову с осознанием вины.

— Ты что же, господин майор, допустил такое? Выходит, Шах-Али окрутил твою охрану! Или казаки неисправно несли службу?

— В сем позоре нет их вины.

— А кто же повинен?

— Дозвольте прежде доложить всё как было. — Докладывай, послушаю.

Пленив Ших-Али, генерал Зубов проявил к нему великодушие. Хотя хан и находился под стражей, однако был на положении не пленника, а гостя: посещал офицеров и генералов, имел свою лошадь и нукеров, носил оружие. За месячное пребывание в русском лагере хан сумел войти в доверие и к самому Зубову. Даже осмелился просить быть гостем в его имении в Кубе, где находились мать и жена.

— Непременно буду, — пообещал граф.

— Но тогда разреши послать письма в окрестные селения, чтобы доставили угощения. Всех офицеров приглашаю, на весь Дагестан устрою пир.

— Хорошо, так уж и быть, шли гонцов…

Майор Серебряков рассказал, как накануне на марше, когда колонна, где находился Зубов, подошла к ущелью и был объявлен привал, Ших-Али предложил полковнику Миллеру-Закомельскому джигитовать.

Показывая лихость и удаль, хан ускакал к лощине и скрылся в ней. Первым спохватился полковник Иловайский. Вскочил на коня и е десятком казаков бросился за беглецом. Гнались вёрст двадцать, но догнать не смогли.