Читаем Атаман Семенов полностью

— Вы имеете в виду их высокопревосходительство Григория Михайловича?

— Естественно, не Семенова-Тян-Шанского.

— Григория Михайловича я видел последний раз год назад, в бою под Читой, когда мы выдергивали свой хвост из-под конницы красных. Геройский, замечу, человек. Побольше бы таких генералов в Белой армии, и мы бы ни за что не откатились к Владивостоку.

— Сказать больше ничего не можете, господин полковник?

— Ничего не могу, капитан.

— Тогда давайте смотреть ваших людей. Поименно.

Насчет поименно капитан конечно же перехватил, по этой части разобраться может только контрразведка, но для этого надо напихать в тоннель не менее двух сотен специалистов по выколачиванию из людей нужных сведений, а такого их числа у братьев Меркуловых не было.

Пропускали по сотням: первая сотня первого полка, вторая сотня первого полка, третья сотня первого полка и так далее... Выстроился длинный хвост забайкальцев — не менее километра.

Пропустили контролеры четыре сотни, и в глазах у них зарябило — все казаки стали похожи друг на друга, как близнецы-братья. Нескольких остановили, потребовали, чтобы те слезли с коней.

Казаки покорно повыпрыгивали из седел. И что же? Ничего. Атаманом Семеновым в Забайкальской казачьей бригаде и не пахло. Проверяющие даже в зубы заглядывали к казакам — к Меркуловым, как прошел слух, попала карточка врача-дантиста, ставившего на коренные зубы атаману золотые коронки, эта карточка находилась сейчас у проверяющих, — но и это не помогло.

На ближайших к тоннелю станциях — и с одной стороны, и с другой — были задержаны несколько эшелонов, путейские службы не давали им «добро» на движение дальше.

— Напрасно стараетесь, капитан, — сказал Сорокин. — Семенова в бригаде нет. Да если бы и был, вы думаете, он стал бы выстаивать эту длинную очередюгу? Ничего подобного! Давно бы ушел на хребет и преодолел его поверху.

— На хребет, — задумчиво произнес капитан, круто выгнув одну бровь, — поверху...

— Поверху, — с невинным видом подтвердил командир бригады.

Лицо капитана расцвело, на щеках появился нежный, словно девичий, румянец, он довольно кивнул.

— Ну, раз он пошел поверху, то можно считать, что господин атаман у нас в руках. — Капитан азартно потер руки, хихикнул, как гимназист.

Командир бригады в ответ вежливо улыбнулся.

Первый полк был проверен тщательно, меркуловцы постарались разглядеть лицо каждого казака, а вот второй полк они проверяли уже выборочно, навскидку, обращая внимание только на тех, кто бросался в глаза. Проверяющие устали, внимание их сделалось рассеянным, Сорокин правильно рассчитал — поставил атамана во второй полк, во вторую сотню.

Шинель на атамане была старая, мятая, как и у большинства забайкальцев, фуражка — такая же, он поглубже натянул ее на голову и сбил на одно ухо, с другой стороны выпустил чуб — получилось то, что надо. Шел Семенов в середине сотни правофланговым. Всадники двигались по трое в ряд, проверяющие старались потщательнее вглядываться в тех людей, что находились внутри, в середине, по крайним лишь скользили глазами.

Так и штабс-капитан с тяжелой, сливочного цвета кобурой на животе, стоявший прямо за спиной капитана — командира пулеметной роты, безразлично мазнул взглядом по Семенову, глянул на погоны, пришитые к шинели толстыми нитками, и сгреб ладонью воздух — проходи, мол!

Дальше стояли молчаливые солдаты с винтовками, внимательно вглядывались в каждого конника — целый батальон пехоты. Перед Семеновым из седла выдернули одного из забайкальцев, скуластого плотнотелого старослужащего, перетянутого брезентовым ремнем, глянули в лицо и со сконфуженным видом пробормотали:

— Извини, братец! Ошибка.

После тоннеля бригаду вновь остановили, и ее вторично осмотрели офицеры. Семенова не нашли. Капитан подошел к командиру бригады, козырнул:

— Поверху, говорите, господня полковник?

— Поверху, — подтвердил Сорокин.

Капитан усмехнулся.

Наверху, на перевале, меркуловские заслоны также не дождались Семенова, хотя многочисленная застава с пулеметами продежурила там двое суток. Попался в засаду лишь бродяжка-пацан, слонявшийся по лесу в поисках съедобных кореньев и грибов, да под занавес угодил старик, отправившийся пешком к дочери в Надеждинскую. Больше на перевале никто не появился.

Фон Вах был взбешен.

— Атаман Семенов породнился с нечистой силой, — сказал он, — иначе ему никак не было дано проскочить мимо нас.


Миновав заставы, атаман километров десять прошел с бригадой, а затем от нее отделился, взял с собою винтовку с небольшим запасом патронов, трех казаков, адъютанта и свернул в тайгу, на едва примятую тропку, ведущую в деревню Алексеевну.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии».В первой книге охватывается период жизни и деятельности Л.П. Берии с 1917 по 1941 год, во второй книге «От славы к проклятиям» — с 22 июня 1941 года по 26 июня 1953 года.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное