Атаман царского Спецназа

Начало смеркаться, затем стемнело. Я стал вдвойне осторожнее, шел медленнее, ощупывая ногами землю. Хоть и торопятся литвины, но ночью не пойдут. Места здесь глухие, болотца встречаются, рисковать обозом никто не захочет. А и правда – зачем? На полсотни верст вокруг – ни души, ни деревеньки. Покушать и выпить у них с собой есть – небось вчистую корабельные запасы вымели, захотят ночью согреться – костерок разведут, никто в глухомани не увидит. Так и есть – впереди, за деревьями, мелькнул огонек костра, потянуло дымком.

Медленно я приближался к стоянке. Стоп! Костерок сыграл с литвинами плохую шутку – за одним из деревьев был виден силуэт дозорного. Я его на фоне костра видел, а он меня – нет.

Обойдя часового сбоку, прикрываясь деревьями, подкрался поближе и, улучив момент, когда дозорный отвернется в другую сторону, в два гигантских скачка оказался рядом с ним и трофейной саблей снес ему голову. Вот подхватить падающее тело не успел, но на шум никто не обратил внимания. Литвины у костра уже чувствовали себя в безопасности – говорили свободно, смеялись, пили из кувшинов вино, что-то варили в медном котле. Я принюхался – мясной запах шел от котла, небось каша с мясом. Я сглотнул слюну, в животе забурчало. Когда был завтрак-то, а целый день пришлось то саблей махать, то в воде сидеть, то пешком идти. Не отказался бы я сейчас за тем котлом посидеть.

Литвины пошарили в повозках, стащили к костру целую кучу снеди, выбили у одного бочонка с вином дно и стали шумно отмечать победу с богатыми трофеями. Когда ложки разбойников заскребли по дну опустевшего котла, мне пришлось лишь горестно вздохнуть.

Насытившись, разбойники захотели развлечений. От пленников отделили солидного купчину в годах, приволокли к вожаку, бросили под ноги. О чем спрашивал вожак – слышно не было, только разговор принимал какой-то нехороший оттенок. Вожак вскочил, начал пинать купца ногами, потом ножом отрезал у него бороду – сильнейшее оскорбление на Руси для православного. Купец плюнул на обидчика. Вожак наклонился, вонзил нож в живот купцу и медленно, явно наслаждаясь мучениями жертвы, потянул нож кверху, увеличивая разрез. Купец надрывно закричал, затем стих. Литвины захохотали.

Я стиснул зубы, в висках стучали молоточки, ненависть и злость захлестывали все мое существо. По взмаху руки вожака двое подручных притащили еще одного новгородца – совсем молоденького парнишку лет шестнадцати-семнадцати, с замотанной холстиной рукой, на которой темнела кровь. Парнишка в ужасе уставился на еще агонизирующего купца, глаза в страхе заметались по сторонам, на лбу заблестел пот. Вожак начал размахивать перед перепуганным парнишкой окровавленным ножом, потом неожиданно взмахнул рукой и отсек новгородцу ухо. Парень закричал – и от боли, и от испуга, по голове струилась кровь. Пленник дергался, но руки были связаны за спиной, и подручные надежно держали его за плечи.

Ярость моя нарастала, требуя выхода. Да, пленников берут, но не издеваются, а возвращают за выкуп, в целости, между прочим. Я почувствовал, как мышцы и все тело наливаются упругой мощью. Было ощущение, что одежда моя вот-вот треснет от распирающей силы. Не в силах сдержаться, я вскочил, выхватил саблю и, не таясь, бросился к литвинам. Все-таки что-то произошло, время для меня необъяснимо сжалось – я летел, как ветер, а все вокруг застыли.

Литвины медленно, как в кино, начали поворачивать головы на шум, с которым я ломился через лес, как лось во времена гона, а я уже был в гуще врагов и рубил, и рубил головы налево и направо. Вернее – даже не рубил. Я пересекал саблей шею и несся дальше. Какое-то время голова еще оставалась на шее, был виден лишь порез, голова еще моргала глазами, не осознавая, что уже мертва.

Ураганом я прошел вокруг костра, рубя без пощады всех, до кого дотягивалась сабля. Описав первый круг, пошел на второй, увеличив радиус. Только тогда убитые мной стали оседать на землю, причем так медленно, что пока первый из убитых – а это был их вожак – упал на землю, я успел завершить второй круг, убив не меньше полутора десятков. Для меня они стояли почти неподвижно, лишь совершая медленные движения кистями рук или глазами. Я понял, что они видят мелькающую тень, но осознать, кто их враг, не могут.

Я метался между этими неподвижными статуями и рубил, рубил, рубил. Что интересно, на мне не было ни капли вражеской крови – я успевал отскочить к следующему врагу, пока у убитого появлялись первые капли крови. Остановился на мгновение – оценил, кто еще жив из врагов, – и безжалостным коршуном кинулся на противника.

Вроде все. Возник шум в ушах, резко подступила слабость, ощущения были как у сдутого воздушного шарика. Силы уходили, подташнивало. Я через силу дошел до дерева и рухнул в траву.

Через несколько минут шум в ушах стих, и я услышал журчание. Ручеек рядом, что ли? Господи, да это же льется кровь из обезглавленных шей моих врагов. Меня чуть не стошнило.