За ратными трудами как-то незаметно забыл Платов о предостережениях императрицы Марии Федоровны. Насторожился, лишь когда Багратиона отправили из армии в Санкт-Петербург. Но штабные объяснили ему, что сделано сие из понятных соображений. Граф Толстой-де внушал Государю: Эйлауская битва якобы напрочь проиграна, и все из-за Беннигсена. Беннигсен же, узнав об этих происках, направил к царю человека, которому царь и весь царствующий дом безусловно доверяли, то есть князя Багратиона, с подробным и благожелательным рапортом о подлинных событиях под Эйлау.
Приглядываясь и прислушиваясь, понял Платов, что ни в какие «солдатские Императоры» Беннигсен не стремится, Мария Федоровна преувеличивала, за мужа не могла ему простить, да и не пошла бы за Беннигсеном армия…
То ли Беннигсен заметил платовскую настороженность и сам что-то заподозрил, то ли ему просто отрекомендовали Платова изначально, как человека Марии Федоровны, но, оставаясь вежливым и корректным, командующий Платову никакой отдельной команды, кроме казаков, не давал. Подсчитал Платов, что по старшинству в генеральском чине он после самого Беннигсена, командующего, второй в армии человек. Однако авангард или арьергард, к которым Платов был постоянно пристегнут, подчиняли то Багратиону, то Маркову, и Платов вынужден был им, младшим в чине, подчиняться.
И еще преследовали русскую армию новые напасти. Оторвавшись от богатого Кенигсберга и пройдя опустошенную и нами и неприятелем территорию, где даже крысы подыхали с голоду, войска терпели во всем страшную нужду. Ни хлеба, ни соли не было, выдавали сухари, но гнилые и ничтожно мало. Солдаты резали на куски и варили воловьи кожи, служившие до этого покрытием для шалашей. Участились побеги. А кроме всего, вновь восстали поляки. Французы и местные паны формировали из повстанцев правильные полки и дивизии, называемые «легионами». В феврале польские войска появились под Данцигом, вторая повстанческая дивизия под командованием Зайончека устремилась в стык между русской армией в Пруссии и отдельным корпусом, стоявшим за Наревом. Свежая польская конница — не чета изнуренной французской, — бойко месила снег и грязь, грозила разрезать русские войска на две части.
В самом конце февраля Платов с десятью полками казаков, павлоградскими гусарами и батальоном егерей был переброшен на юго-восток, в леса и болота, сдерживать поляков и прикрыть сообщения русских войск в Пруссии и за Наревом. 2 марта он занял Пассенгейм, который сделал своим главным опорным пунктом.
Началась привычная война, война разведок, набегов, ночных налетов. Спать приходилось вполглаза. Поляки, от рождения настырные и храбрые, дрались на своей земле и не уступали донцам ни в хитростях, ни в отваге. Платов даже дело возбуждал о записи в казаки польских шляхтичей, которые захотят того, очень уж они ему своей удалью понравились.
И все-таки подсидели поляков. 13 марта под Малгою выманили из боевых порядков уланский полк Домбровского и растрепали его, полковника графа Стоковского взяли в плен.
Не только полякам доставалось. Правый фланг платовских позиций выходил на корпус Даву, левый — на корпус Массена. Этим от казаков тоже перепадало. Под Ортельсбургом разбили французских драгун, 25-й полк, взяли полковника Марбефа, девять офицеров и двести восемь рядовых.
И все бы ничего, но явился на службу Адриан Денисов и попортил Платову настроение.
Сперва Денисов, как и положено, явился к командующему, Беннигсену, и тот через дежурного генерала Денисову передал, что знает о трениях среди донцов, что «Платов не с лучшей стороны к Денисовой фамилии расположен», и предлагал возглавить казачьи полки в другом корпусе, либо за Наревом, либо в главной армии. Денисова заело. «Но как я всегда считал себя правым перед моим начальником, то рассудил, что лучше ехать к нему прямо, дабы не дать ему повода к большей ненависти, что и объяснил Беннигсену», — писал потом Денисов. Беннигсен это решение одобрил и отправил Денисова к Платову.
Настропаленный Денисов явился, и хотя Платов встретил его «с довольным уважением», решил — «должно мне быть осторожным».
Настрой Денисова, конечно же, передался Платову. Сначала Платов пообещал, что даст Денисову полк убитого Карпова, но не дал, держал Денисова без команды. А Денисов, естественно, стал примечать, что Платов «находил случай в разговорах своих мне сделать неприятность». А сам Денисов якобы все это «терпел без грубости, стойко». Но не вытерпел. Положение его было двусмысленно: генерал-майор без подчиненных при генерал-лейтенанте, что-то вроде заместителя, — но официально должность эта не была оформлена, и не полагался Платову заместитель. Заявил Денисов Платову:
— Ваше Превосходительство не так разумеет мой приезд в армию, что я хочу быть его правой рукою и служить со всегдашнею моею честью и усердием.
Говорили они, подражая русским барам, но без должного навыка, получалось несколько коряво. Платов ответил:
— Я в том уверен и дам вам три полка.