У Ивана Родионова — та же песня. Один Адриан Денисов сам как-то обходился. Начальников в сотни решил по-казачьи избрать — по два на сотню, — лишь бы грамотны были.
Весной полки худо-бедно, но были сформированы. Платов устроил им смотр. Казаки были на лошадях, артельные повозки — в наличии. В полку Денисова проверял посотенно: одежду, лошадей, выездку… Обученные Денисовым новоизбранные, стоя на седлах, начали прыгать через рвы.
— Ты всех донских в одну сотню свел? — спросил Матвей.
Денисов бесстрастно скомандовал:
— Пятая сотня, на препятствие… Ступа-ай!..
И пятая сотня начала на седла ногами становиться…
Платов Денисова благодарил, обнимал и обещал Владимира 4-й степени.
В апреле полки выступили на подножный корм к Елисаветграду, где им устроили учение, и сам Потемкин наблюдал с крепостного вала за «эволюциями». Платову сказал:
— Молодец, Матвей! Орден получишь, как я и обещал. Подготовь список, кого наградить или произвести.
Но когда Матвей такой список представил, уперся:
— Федька Денисов моих недругов верный клеврет. Я Карпа ихнего из армии попер. А ты мне младшенького подсовываешь? Не ожидал, брат…
— Лучший командир…
— Гони его в шею! Он в сражениях участвовал? Кто его назначил?
— Да вы ж и назначили…
— Всё. Убрать. Полк его отдай Павлу Иловайскому, он парень хороший и офицер исправный. Пусть Денисовы с Иловайским столкнутся.
— Как же я Денисову скажу?..
— Ничего, скажешь. Пусть повоюет, волонтером пусть идет, без команды.
В тот же день молодой майор Павел Дмитриевич Иловайский, прихватив двух малолетних братьев, Гришку и Степку, записанных сотниками, поехал к Денисову принимать полк.
Денисов на другой же день явился к Платову, непосредственному начальнику своему, за справедливостью. Другой бы рыцарски обиделся и ушел в волонтеры, чтоб превзойти всех и назло самому князю Потемкину добиться его княжеской похвалы. Не таков был Адриан Денисов.
— Вижу, что невесел ты, Матвей Иванович, и занят делами. Извини, что беспокою. Матвей Иванович! Почему у меня полк отбирают?!
Платов так ничего и не успел придумать и сначала опрометчиво поклялся всеми святыми, что ничего не знает и ни в чем не виноват.
— Да как же, Матвей Иванович! Является ко мне Павел Иловайский…
Ладно. Отвел Денисова в сторонку:
— Это воля Потемкина. Я тут ничего сделать не могу.
— А я как же?
— Воля князя, чтоб ты шел волонтером, — сказал Платов, проклиная все на свете.
Денисов, сдерживая нервную дрожь и клацая зубами, ответил:
— Полк можно у меня взять, но принудить благородного человека влачиться по степям — не думаю, чтоб захотели, а потому я еду домой и буду учиться пахать и жить своими трудами. Так Потемкину и передай!..
Поехал в Елисаветград не то управу искать, не то жаловаться, рассказывал о своем горе князю Юрию Владимировичу Долгорукову, бригадиру Горичу, кабардинцу, Попову, правителю потемкинской канцелярии, те Денисова жалели и «накручивали» еще больше. С горя он заболел и уехал в Кинбурн, в полк Орлова, лечиться. Оно и понятно — Василий Орлов на дочке Федора Денисова женат.
Потемкин, командуя целой армией, подрастерялся, как приметил Платов. Армия его, Екатеринославская, стояла один на один с турками. Румянцев с Украинской армией прикрывал Потемкина со стороны вражеской Польши. Потемкин, растерявшись, перед Румянцевым заискивал, прогибался.
Румянцев, зная слабость и распри поляков, двинул войска с польской границы, огибая потемкинскую армию, и занял Молдавию. Тогда наконец и Потемкин собрался, пошел на Очаков.
Оставив с облегчением дрязги, отправился Матвей Платов на войну. Новонабранное войско двинулось авангардом, так и назвали его — Корпус передовой стражи Екатеринославских регулярных казаков. Погнали, помели турецкую конницу, загнали в Очаков, и Платов красовался перед созданными им полками. За славой и чинами слетелись к нему многие потемкинские птенцы.
Писали потом долгие годы писаки по разному поводу трафаретную фразу: «Лихие казаки молодецким ударом…» А как иначе? Так и говорили в древние времена: мол, бегут самодурью в степь в молодечество. А молодцы и бьют молодецки.
К 1 июля подошел с армией Потемкин и обложил город Очаков по всем правилам. Началась осада, которую благородный Румянцев, не выдержав, назвал «осадой Трои».