Атаман Войска Донского Платов

— Нет.

Суворов повернулся и отошел.

За храбрость и честность Суворов Денисова очень отличал. Один раз даже позволил себя на руках из-под огня вынести. Зато другие его не особо любили. Великий Князь Константин Павлович, в папеньку прямой и вспыльчивый, прямо сказал: «Денисов — прекрасный генерал, но упрямая скотина».

Прошли казаки всю Италию сверху донизу, Альпы перевалили, славу казачью по всей Европе пронесли. Эх, Платову бы туда!..

После войны, не отдохнув, был затребован Денисов в Войсковую Канцелярию 2-м членом. Атаман Василий Орлов хотел иметь под рукой верных людей, так как времена наступали тяжелые и борьба предстояла такая же.

Император Павел Петрович, требуя во всем порядка, разгневался на донцов, которые[83] укрывали беглых по-прежнему и за собой записывали. Канцелярию Войсковую подчинили Сенату и первым членом прислали генерала Ивана Репина, а в помощники ему — царского адъютанта Кожина. Начался розыск, кто где и сколько беглых укрывает. Атаманский полк разъезжал по городу. Прямо тебе военное положение. Против кого? Да все, почитай, грешны. Кто из донских чиновников беглых не принимал?

Знали царский указ о недержании беглых и беспаспортных в донских станицах? Знали. Знали, чем грозился царь? Знали. Грозил царь смертной казнью и сожжением поселков. И, тем не менее, с удивительной смелостью и изобретательностью проводили толпы пришельцев, настойчиво и старательно укрывали. Это ж рабочие руки! И долгое время все шло безвозбранно за спиною Войсковой Канцелярии, у которой и у самой рыльце было в пушку.

Приехали Репин и Кожин, потащили за пристанодержательство. Всплыли имена Дмитрия Иловайского и сына его Павла, Дмитрия Мартынова и сына его Андрея, к тому времени уже генерал-лейтенанта, в запале Орлов и тестя своего не пожалел, который в пользу Орлова от атаманства отказался. Все это растянулось, к выполнению служебного долга приплелась междоусобная борьба. Орлов, зная, что ущемляемая черкасня в долгу не останется, сам ежедневно ожидал оговора и последующего наказания. Стоило сказать слово не только в трезвом, но и в пьяном виде (с пьяного какой спрос?), как донос был уже готов.

Спас черкасню исключенный со службы лейб-казак Евграф Грузинов, которого весь Черкасск считал полоумным — сидел он у себя на полатях и писал какие-то бумаги, имел в России тысячу душ, а жил в Черкасске впроголодь. 12 августа брат его, заслуженный офицер Петр Грузинов, пытался выбраться из города, окруженного постами, но был замечен караулом и остановлен подполковником Иловайским 8-м, который известил о том начальство. Начальство отправило к Евграфу Грузинову посыльного узнать, куда собирался ехать его брат. Евграф через того же посыльного начальство обругал. Начальство явилось к нему домой, арестовало и, перерыв чердак, обнаружило некие бумаги, страшные по содержанию.

13 августа, на другой день, Евграфа Грузинова судили военным судом и за оскорбление государя и вредные замыслы, обнаруженные в бумагах, приговорили к смертной казни.

Вместо прозаичного, набившего оскомину поиска беглых, от которого тихо стонал весь чиновный Дон, Репину и Кожину, а через них и Императору, было подсунуто дело об отвоевании у турок Стамбула и учреждении на месте Османской империи многонационального демократического государства, для чего планировалось собрать двухсоттысячную армию из воинственных народов Причерноморья и идти в поход на турок через Кавказ и Балканы. Себе Евграф Грузинов оставлял пост начальника нового государства.

Провести столь масштабное мероприятие без сообщников невозможно, и приезжие чиновники вместо поиска крестьян стали искать сообщников будущего диктатора.

Грузинов сообщников не назвал, однако было сомнение, что его брат пытался прорваться из города как раз на встречу с кем-то из верных Грузинову людей.

Опасаясь сражаться на два фронта — с заговорщиками-демократами и чиновниками-беглоукрывателями, — Павел Петрович повелел прекратить следствие и суд по делу о беглоукрывателях, а заговорщиков Грузиновых бить нещадно кнутом.

Орлов немедленно сообщил о том местным помещикам, они возликовали, устроили благодарственный молебен, а затем гулянье у атамана в доме. Во время гулянья Дмитрий Мартынов, престарелый вождь непреклонной черкасни, объяснял Кожину, почему беглых укрывают, и ясно было из его слов, что конца этому не будет.