Атаман

– Хухх!!! – выдохнув, оглянулся с передней банки Окунев Линь. – А ведь прошли, кажется. Эй, Кольша-а… Эй…

Он внезапно запнулся, а Вожников, привстав, хотел что-то сказать… но тоже не стал: Кольша Дрема, юный ладожский кормчий, привалился к тяжелому рулевому веслу и, не стесняясь, плакал.

Видно, сильно переживал парень!

Жаловался:

– Нынче Господь упас! Я ж здешние мели не ведаю-у-у-у!

Да, вот вам и кормчий… Однако другого-то не было. Этот хотя бы, как управляться с ладьей – знал. Не такое уж и простое дело.

– К берегу. – Оставив весло Федьке, Егор перебрался на корму. – Передохнем малость.

– Зачем? – утерев слезы рукавом, неожиданно возразил юноша. – Зачем зря время терять? Река здесь спокойная, течения уже почти что и нет, да и ширь! Загляденье. А ну, парни, ставь мачту, вздымайте парус! Под ветром пойдем – отдохнете.

– Как скажете, господин капитан! – громко расхохотался Вожников, глядя, как ватажники сноровисто ставят мачту.

Вздернулся серый косой парус, затрепетал, поймал ветер. Судно дернулось, пошло, не быстро, но и не так уж и медленно.

– Вот и славно! – Егор достал из кормового ларя объемистую плетеную фляжку, выпил да, крякнув, передал кормчему.

Назвал уважительно:

– Пей, Николай! Да потом все за твое здоровье выпьют!

Кольша разулыбался, весь такой довольный, сияющий… даже чуток заскромничал:

– Ничо! У нас на Ладоге такие волнищи бывают, куда там этим.

– Слава кормчему! – Сделав еще один глоток, Егор перебросил баклагу Федьке.

Отрок и все остальные ватажники поддержали нестройным хором:

– Слава!

Все ж видно было – большинство ватажников (тот же Федька) отходили от пережитого медленно, на лицах некоторых так и застыл ужас… Кто-то даже крестился:

– Ох, сгинули бы! Упасла Богородица, свят, свят, свят!

Вожников, как старшой, тут же принял все меры к повышению настроения ватаги, принялся громко рассказывать анекдоты, шутить, даже предложил дать название «нашему грозному крейсеру».

– Предлагаю на выбор: «Титаник», «Беда», «Черная каракатица»! Нет, первые два все же не стоит. О! Вот хорошее имя – «Антилопа-Гну». Кто за антилопу, прошу поднять руки. Кто воздержался? Кто против… советской власти? Принято единогласно, так и постановили – нынче кораблику именоваться «Антилопой».

– Что там у нас впереди? – Егор поднялся на ноги, щурясь от бьющего в глаза солнца. – Плес! Чебоксары, как сказал Киса Воробьянинов, когда мимо их с Остапом челна проплывал уж не помню какой по счету стул. Не Чебоксары, нет? Наверное, еще и нету такого города, а, что скажешь, Линь? Какие тут поблизости города, кроме Жукотина?

– По левую руку, за утесами – Керменчук. Рынок там работорговый, да и так ране был великий город, пока Хромой Тимур не пожег. Он и Булгар спалил, и – во-он там, по правую руку, Биляр, и многие города ордынские. – Ватажник зло сплюнул. – Туда и дорога стервятникам, кровью русской живущим! А вот и пятнадцати лет не прошло, а уж отстроились все пуще прежнего. А что ж им не отстроиться-то – рабов-полоняников много! Да и пути торговые – на север, в Хлынов – в Полночныя земели до самого моря студеного, вверх по Итилю – на Русь, вниз – к Сараю да чрез море Хвалынское – в Персию. Персы рабов скупают охотно, хорошую цену дают.

– Дядько Линь, а Жукотин Хромец тоже палил? – живо поинтересовался Федька.

Ватажник в ответ расхохотался:

– Жукотин, паря, кто только не грабил, не жег! И князь Звенигородский Юрий, и хлыновские ушкуйники… Скоро, видать, захиреть сему городку – дорожа-то знаемая!

– Жу-ко-тин… – мечтательно прикрыв глаза, почти по слогам произнес Федька. Улыбнулся. – Интересно поглядеть будет.

– Поглядишь еще, – хмыкнул Линь. – Увидишь.

Вольготно расположенный на правом берегу широкой Камы Жукотин (или, как называли его татары – Джукетау), как и почти все ордынские города, лишенный крепостных стен, растекся вдоль реки саманными домишками, ощетинился минаретами и дворцами знати, ловя солнце синими куполами мечетей, шумя базарами, караван-сараями, сияя окладами слюдяных – и даже стеклянных! – окон в домах богатых купцов – торговцев живым товаром.