Пока притряслась пожарная телега с насосом и бочкой, пока прибежали соседи с баграми и топорами – изба уже пылала так, что поливать водой надо было не её, а соседние строения, того и гляди вспыхнут следом. Набежавшие сельчане успели лишь отвязать лошадей от коновязи, да отвести их в сторону. Ни одного макаровского бойца на улице видно не было. Поручик не даром жевал хлеб профессионала: пока шла суета с огнеборством, сложил в уме два и два, и послал старосту за Сеней – если это был Туманов, то глазастый Семен обязан был его выследить ещё от леса. Увы, активист как в воду канул (впоследствии, через несколько дней, его действительно выловили в Волчьей, шумевшей талой водой). Когда потушили огонь, принялись разбирать завал из обгоревших брёвен, и ожидаемо обнаружили пять тел. Все макаровские бойцы были на месте, сильно обгоревшие, но без видимых внешних повреждений и ран. Уже вечером, разогнав любопытствующую и жадную до дармовых зрелищ публику, я в присутствии Макарова, которому объяснил, что имею начальное медицинское образование, провёл короткое вскрытие, прямо в уцелевшем сарае постоялого двора. Потрошил не в полном объёме, знал уже, где и что искать. Так и оказалось: у троих сломаны шейные позвонки, у одного проломлен череп с левой стороны, у пятого смят и деформирован кадык. Узнаваемо знакомый почерк.
Одним словом – тревога! Свистать всех на верх. Но увы, не было больше у Макарова, да и у меня, никаких резервов – Туманов обескровил нас походя, мимоходом, ещё даже не начав воевать. Кроме совершенно не обученного военному делу сельского актива, не было у нас больше никого. Шедшие на запад разрозненные воинские подразделения красноармейцев в условиях отступления нам подчиняться были не готовы, о чём краскомы открыто заявляли Макарову, глядя мимо предъявляемых им печатей и подписей на бумажке:
– У нас приказ, товарищ… Следуем на позиции!
Делать нечего, собрали то, что было в доме старосты и мне пришлось помогать Макарову, дополняя его идеологически выверенные призывы к вооруженной борьбе, дополнительным ментальным воздействием на неокрепшее сознание крестьянских умов – за оружие, братие, не простим,
Через пару дней через Слободу прокатилась волна отступающих войск РККА, и накатил вал из передовых частей Колчака. Улицы были заполнены разномастной людской толпой, в которой не то, что чужака – своих бы увидеть. Всё это время я находился рядом с Макаровым, оставив лавку на попечении Ирмы. Вникал в его планы, рассуждения, подсказывал, соглашался и верил, чем заслужил его благоволение: ему сейчас очень был нужен помощник и проверенный человек, вот-вот наступит активная фаза всего действа, а он один-одинёшенек, положиться не на кого. Нервничало его высокоблагородие, понятное дело – вокруг бывшие сослуживцы, идущие в смертный бой за Единую-Неделимую, а он тут прохлаждался на любавиной перине, мерзкий изменник, тешил свою извращённую похоть и взращивал меркантильные планы. Ладно, побуду помощником при таком мизерабле, мне не трудно.
Утром 19го апреля меня разбудил посыльный от старосты – Макаров требует к себе. Ясно, началось. Лавку открывать не стал, Ирме велел находиться дома и помчался к Поручику, оседлав коня: