Атаманова казна

Вернувшись в лагерь выслушал доклад об отсутствии сигнала от Филатова, собрал всех казаков, и коротко довёл до них информацию, о которой узнал. По застывшим лицам понял, что обоз сопровождать все готовы и дальше, но каждый прекрасно понимает безсмысленность этого. И ещё легко читалось по глазам желание оказаться сейчас не в лесу, с обозом, а на фронте, с винтовкой в руках. Дал всем ещё сутки: ждать Филатова, и начинать готовить схрон для груза. Выждали, Филатов не появился.

Схрон сделали по всем канонам фортификационного искусства: в самом конце большой поляны, на верхнем склоне лесного оврага, по которому бежал ручей, расширили выбранную яму до размеров среднего погреба, усилили стены жердями, выстлали дно дубовыми плашками и загрузив в схрон ящики с подвод, накрыли накатом из лиственницы. Сверху насыпали полутораметровый слой грунта, обложили срезанным в стороне дёрном и ветками. Получилось естественное продолжение уклона, как не приглядывайся – ничего напоминающего земляные работы заметно не было. На всякий случай оставили приметные знаки: на противоположном склоне выбрали четыре молодые берёзки, растущие крестом, и аккуратно, на одном уровне, срезали у всех самый верх ствола. Получившийся из них крест указывал теперь точно на схрон. Казаки потирали натруженные руки, не скрывая удовлетворения от того, что освободились от тяжёлого бремени ответственности, которое уже многие месяцы не давало расслабиться ни на минуту. Туманов решил дать казакам возможность отпраздновать такое событие – повод присутствовал. Сухой закон, действующий в рейде, на сегодня решил отменить. Не экономя более выставил, на враз организованное застолье, бутыль, хранящуюся в личных запасах с прошлой осени. Бутыль разлили по кружкам (вышло на один присест), встали, помолчали поминая братов, и без лишних слов запрокинули головы, отсалютовав донышками кружек закатному небу. Туманов не спешил, держал свою кружку, поминая всех убиенных за этот поход, и опустив глаза дочитывал молитву, которой научил его дед: «Помо́лимся, я́коже подоба́ет, не ве́мы, а́ще не Ты́, Го́споди, Ду́хом Твои́м Святы́м наста́виши ны́»… Поднял взгляд и замер, не веря своим глазам – стоявшие перед ним казаки один за другим оседали на землю, кто как, валясь лицом на импровизированный стол, падали набок, навзничь, раскидывая руки и хватая ими воздух, пустые кружки печально звенели, долетая до земли и соприкасаясь друг с другом. Он выпустил из пальцев свою и выхватил наган, инстинктивно предполагая, что казаки погибли от выстрелов, которых он по какой-то причине не услышал. Но никто не нападал, тишина и покой весеннего вечера были абсолютны. Какое-то время он пытался приводить в чувство то одного, то другого, тормоша, хлопая по щекам, вдувая воздух и ритмично нажимая на грудь, но постепенно понял, что все его усилия тщетны – тела начинали приобретать окоченелость. Его боевые товарищи были мертвы.

Всю ночь он неподвижно просидел у сложенного Нуртдиновым костра – нодья из толстых брёвен исправно догорела до рассвета, не отпуская взор от всполохов пламени, а над ним, в кроне старого дуба, тихо переступал на ветке большой чёрный ворон, мудро смотревший вниз. Постепенно подсознание проанализировало всё само, без участия разума, и привело его к единственному выводу – казаки были отравлены ядом, который приготовил Шляхтич, рассчитывая отравить им красноармейцев из конвоя, сопровождавшего его к месту осенней засады. А яд он выцедил из медальона Георга Фон Веттина, который теперь пуст…

Утром он взял заступ и направился к соседней от схрона яме: предстояло оказать казакам последние почести. Отрыв братскую могилу, аккуратно положил в неё тела Лисина, Щукина, Шумилова и Суматова. Аюпова, Нуртдинова и Шайдавлетова уложил в другой могиле, им по вере следовало упокоиться отдельно. К концу дня закончил тяжёлый труд, закидав могилы грунтом, вровень с поверхностью и установив на каждой по большому камню. Натаскал травы и веток, скрывая признаки захоронения – казаки ушли в рейд навечно, не оставив после себя следов.

Ночевать на этом месте не смог, уже ночью вывел оставшихся лошадей в окраине Андреево и оставил там. Сам же, не оглядываясь и не отвлекаясь более ни на что, продолжил свой путь на юг, ему предстояло добраться до ставки Дутова.

Эпилог

Начинающий и Дондум-оол

– Скажи, ты вообще как собираешься становиться Знающим? Зачем такие глупые вопросы задаёшь?

– Дондум-оол, я стараюсь, сам видишь…

– Не вижу ничего. Глупость твою вижу. Если так будешь и дальше, то через восемь месяцев всё забудешь, и начнёшь заново. Дурак.