Наверное, почти все в этой характеристике правда. Унгерн не был ни полководцем, ни администратором, ни философом. Не был он и политиком, поскольку жил в собственном, придуманном мире. Он был не буддистом с мечом, а рыцарем-крестоносцем, вобравшем в себя черты сверхчеловека Ницше – отсюда ненависть к убогим. Барон, оставаясь человеком Запада, пробовал примерить на себя одежды Востока. Но тот же буддизм оставался для него лишь случайно подвернувшимся средством для реализации средневекового рыцарского идеала и Срединной империи Чингисхана, ничего общего с буддизмом не имевшие.
И для белого дела Унгерн, как и другие белые атаманы, принес только вред, в сильной степени дискредитировав его идеалы своей жестокостью. Как пишет Волков, «если принять во внимание, что в течение двух месяцев было уничтожено в Урге свыше 15 % всего русского беженского населения, если принять во внимание сотни расстрелянных офицеров и солдат, жен которых отдавали на поругание монголам, а девятимесячным ребятам разбивали головы, – конец Унгерна не представляет из себя ничего удивительного». В Урге в 1921 году было 3 тыс. русских, так что число жертв можно определить в 450 человек (правда, три четверти из них составляли евреи). Если добавить сюда казненных офицеров Азиатской дивизии, то общее число жертв за семь месяцев, начиная со взятия Урги, перевалит за пять сотен. Примерно столько же «контрреволюционеров» могла уничтожить в России за такой же период времени средняя губернская ЧК, причем социальный состав был примерно тот же – представители бизнеса, интеллигенции, офицерства.
Барон Унгерн даже на фоне белой атаманщины был уникальным явлением. Если угодно, он был «атаманом в атаманщине». Формально подчиняясь атаману Семенову, с которым он был тесно связан по совместной службе в царской армии и по начальному периоду Гражданской войны в Забайкалье, Унгерн в дальнейшем подчинялся своему другу Семенову лишь формально, во многом проводя самостоятельную политику и военные операции. В частности, во время самого знаменитого своего похода в Монголию и последующего похода в советское Забайкалье барон практически никакой связи с Семеновым не имел и действовал самостоятельно. Отличало Унгерна от других атаманов и то, что основу его Азиатской дивизии не составляли жители территории, наиболее длительное время контролировавшейся атаманом и обычно являющейся его родиной. Даурия, являвшаяся центром Азиатской дивизии до Монгольского похода, была выбрана Унгерном как важная железнодорожная станция на пути в Китай, к тому же имевшая благоустроенный военный городок. Никаких родственных связей с Забайкальем у Унгерна не было, и до 1913 года он в этом крае вообще не бывал. Бойцами же дивизии были отнюдь не выходцы из Даурии и ее окрестностей, а люди, пришедшие со всего Забайкалья и пограничных с ним территорий, а также из Монголии, Китая и Европейской России. Для барона были свойственны все проявления атаманщины – полный произвол, неподчинение законным властям, крайняя жестокость, снабжение путем реквизиций и т. п. В то же время Азиатская дивизия Унгерна являлась регулярной частью белой армии и внешне не отличалась от других регулярных частей, обладая также довольно высокой боеспособностью, которую она продемонстрировала в боях с китайцами и красными. Но по своему внутреннему состоянию дивизия не отличалась от «дивизий» и «армий», где дисциплина держалась только на личной преданности атаману и под угрозой самых жестоких репрессий. А вот когда Унгерн ушел в Монгольский, а потом в Забайкальский поход, Унгерн превратился в атамана – странствующего рыцаря. Подобно другим атаманам, барон мечтал о собственном эфемерном государстве. В его случае это была некая Панмонгольская держава во главе с представителем Маньчжурской династии, при котором Унгерн должен был быть кем-то вроде главнокомандующего. Но даже подобия такого государства Унгерн так и не создал. Зато своей жестокостью Унгерн настолько озлобил своих подчиненных, что они восстали против него и сдали его красным. Атаманов Гражданской войны нередко оставляла их армия. Но она почти никогда не восставала против него. Унгерн здесь был одним из немногих исключений.
Зелёные атаманы
Нестор Иванович Махно
Наиболее известный из зеленых атаманов, Нестор Иванович Махно, родился 26 октября (7 ноября) 1888 года в большом селе Гуляйполе Александровского уезда Екатеринославской губернии. Отец, Иван Родионович Махно, умер через год после рождения Нестора. Он и мать Нестора, Евдокия Матвеевна Махно (в девичестве Передерий), происходили из государственных крестьян. У будущего народного атамана было четверо старших братьев (Поликарп, Савелий, Емельян, Григорий) и сестра Елена. Нестор окончил Гуляйпольское двухклассное начальное училище. С ранних лет он батрачил на помещиков и зажиточных крестьян. С 1903 года Нестор трудился подсобным рабочим в малярной мастерской, в купеческой лавке, на чугунолитейном заводе М. Кернера в Гуляйполе.