Ататюрк. Особое предназначение

Измаил Хаккы-паша являл собою ярчайший образец тех бюрократов, которых так ненавидел всю свою жизнь Мустафа Кемаль.

И даже голос у него был под стать внешности: неприятный и скрипучий, словно он не говорил, а открывал и закрывал несмазанную и плохо подогнанную дверь.

Услышав о своей ссылке и так и не проронив ни слова, Кемаль щелкнул каблуками и поспешил к Али Фуаду, у которого вместе с Мюфидом Оздешем и отвел душу за бутылкой виски.

На следующий день друзья отправились на австрийском судне в Бейрут, и основательно подогретый виски Кемаль долго не уходил с палубы.

Да, что там говорить, первые шаги в его капитанской жизни особого оптимизма не вызывали.

— Они оказались, — заметит он позже, — шагами не в жизнь, а в тюрьму…

Что ждало его в Сирии?

Служба в каком-нибудь захолустном гарнизоне или настоящая армейская школа, так необходимая каждому молодому офицеру?

А потом?

Очередное звание, если его, конечно, ему дадут, и новый гарнизон?

И неужели он, испугавшись этого брюзгу в позолоченных очках, больше не будет заниматься еще больше манившей его к себе политикой, которая, как он убедился на собственном опыте, была далеко не игрой, а серьезным и крайне опасным делом?

Кемаль поморщился.

Ну, нет!

И ему надо не бояться всех этих султанских пристяжных, а бороться с ними, чего бы это ему ни стоило.

Бросать политику он не собирался, поскольку только она возводила людей на совершенно иной уровень.

Да и кто бы сейчас помнил того же Наполеона, если бы он так и остался пусть и прославленным, но всего-навсего полководцем?

Конечно, с Наполеоном он себя пока еще не сравнивал, но и в своем высоком предназначении не сомневался…

Глава VI

Встретивший молодых офицеров в Бейруте майор многозначительно улыбнулся:

— Если останетесь здесь, не пожалеете!

И он знал, что говорил.

Столица получившего автономию Ливана представляла собою процветающий город, с прекрасными отелями и нарядными улицами и площадями.

Хватало в нем ресторанов и злачных мест, но особой популярностью у служивших здесь османских офицеров пользовались немецкие пивные.

Однако в Бейруте остался один Али Фуад, хорошо знавший сына командующего Пятой армией, а сам Кемаль отправился в расквартированный в Дамаске Тридцатый кавалерийский полк.

Очень скоро он по достоинству оценил иезуитство сославшего его на позабытые богом и людьми задворки империи чиновника.

Да и сама служба вызывала у молодого капитана крайнее недоумение, очень скоро сменившееся брезгливостью.

Под высоко поднятым знаменем борьбы за целостность империи его полк попросту грабил племена друзов, якобы посягавших на эту самую целостность.

Однако пока еще верившего в сказки о бунтовавших племенах Кемаля до участия в «боевых операциях» не допускали.

Порядочный и принципиальный капитан не внушал доверия главным мародерам, и они весьма справедливо опасались ненужного им шума.

Первые подозрения относительно этих таинственных «боевых операций» появились у Кемаля после одного из обедов у командира полка.

Увидев ломившийся от кушаний стол, он заявил, что не сможет расплатиться за них.

Ответом ему послужили дружные раскаты хохота, и Кемаль понял, что все эти деликатесы отобраны у арабов.

Брезгливо поморщившись, он покинул собрание.

Однако окончательное прозрение наступило все же после того, как Кемаль сам побывал на очередном «усмирении бунтовщиков».

А когда адъютант командира полка принес ему его «долю», Кемаль вспылил не на шутку и выгнал удивленного его странным поведением офицера.

Привыкшему к кругу образованных столичных офицеров, ему было трудно понять годами живших в глуши провинциалов.

Кемаль попытался разобраться с мародерами, но все его возмущенные речи так и остались гласом вопиющего в пустыне.

Его окружала глухая стена непонимания, и он с ужасом видел то, во что превратили армию все эти измаил-паши.

Честь офицера, желание послужить отечеству, стремление воспитать настоящих солдат — ничего этого не было и в помине.

Вместо этих святых для каждого настоящего офицера понятий в армии процветали интриги, взяточничество и склоки.

Но когда он решил «просветить» военное министерство и подготовил очередной отчет об «успешно проведенной операции», жандармский подполковник изумленно взглянул на него.

— Да как же можно посылать в столицу этот бред? — с нескрываемой насмешкой спросил он. — Вы совершенно не понимаете того, что нужно султану!

— Возможно, — холодно ответил Кемаль, — зато я уверен в том, что султан обязан знать, какие люди служат ему!

Недоуменно пожав плечами, жандарм посоветовал составить новый отчет, и Кемаль с нескрываемой брезгливостью ответил, что подобных документов составлять не будет, поскольку это не соответствует его пониманию офицерской чести.

Конечно, ничего нового Кемаль в Сирии не узнал, коррупция давно процветала пышным цветом по всей Османской империи.

Но одно дело — обличать ее в студенческих газетках и совсем другое — столкнуться с нею лицом к лицу!

Недвусмысленное замечание жандарма нисколько не поколебало его решимости бороться с набивавшими себе карманы чиновниками.