Ататюрк. Особое предназначение

Взяв курс на усиление роли государства в развитии промышленности и сельского хозяйства, они приняли закон «О поощрении промышленности» и создали благоприятные условия для местного предпринимательства за счет отмены пошлин на ввозимые машины, предоставления земельных участков для промышленного строительства и обеспечения кредитов.

Обратили они свои взоры и на развитие капиталистических отношений в деревне, приняв законы о земельном кадастре, о порядке наследования недвижимого имущества и продаже государственных и вакуфных земель.

Конечно, делалось все это крайне медленно и непоследовательно, но, тем не менее, делалось.

Идеологические поиски не могли не отразиться на экономике.

В этой сфере они тоже продолжались, причём достаточно непоследовательные, поиски, начатые в ушедшем веке.

Ведат Эльдем отмечает, что «в последний период империи ни одно из сменявших друг друга правительств не имели осознанную всеобъемлющую экономическую программу.

Их меры в экономике сводились к изыскании юсрочных мер для разрешения возникавших ситуаций».

Но, что важно, «после второй конституции национальный капитал, ранее ничем себя не проявлявший в экономике, начал действовать на местном рынке».

Лишённый ранее возможностей конкурировать с иностранным капиталом с его преференциями, он «начал доверять власти».

Обеспечить успехи в социально-экономической сфере иттихадисты надеялись с помощью политики «национальной экономики», которую они начали в 1908 году и продолжели в 1914–1918 годах.

Но тогда она приняла форму военной экономики, опиравшейся в условиях всемерного распространения концепций тюркизма на турецкую элиту.

И в отличие от прежних периодов, учредителями создаваемых акционерных компаний оказывались представители турецкой знати, бюрократы, политики.

«Самые выдающиеся примеры национальных ширкетов, — отмечал турецкий исследователь Зафер Топрак, — дала стамбульская организация партии „Единение и прогресс“».

Так, созданное ею «Хейети махсуса-и тиджарийе» взяло на себя обязательство снабжать Стамбул продуктами питания, а вырученные средства использовать для учреждения новых национальных ширкетов.

В Стамбуле было создано три таких ширкета, в Конье, Измире, Айдыне, Бурсе, Кютахье ещё несколько, некоторые из них занимались банковской деятельностью.

И всё-таки самым активным участником и регулятором в реорганизации экономики страны всё более становился внешний рынок и его главные участники — развитые страны.

Олицетворением этих явно неравноправных связей продолжало оставаться Управление Оттоманского долга и сохранявшийся с давних времен капитуляционный режим.

Как мы помним, в конце XIX века управление государственными финансами перешло под контроль иностранных держав — главных кредиторов империи.

Такой порядок сохранялся и при младотурках и был отменён при кемалистах.

Турецкие рынки давно контролировались Европой, впереди была Австро-Венгрия и Германия, за ними следовали Италия, Англия, Франция, Бельгия, США и другие страны.

Они контролировали 90 % ввоза в империю.

Накануне Первой мировой войны степень включенности хозяйственных структур Османской империи в жизнедеятельность мирового капиталистического рынка (при минимальном наличии внутреннего) достигла наибольшего уровня.

И уже в 1913 году около 26,5 % общего объема сельскохозяйственного производства империи шло на экспорт.

Общая стоимость османского экспорта по отношению к ВНП составляла тог даже свыше 14 %, а стоимость импорта оценивалась в 19,4 % ВНП империи.

Стремясь расчистить путь для национальной буржуазии, младотурки начали осуществлять политику жестоких репрессий против греческого и армянского населения.

Эта политика проводилась «Особой организацией».

Ни к чему хорошему она не привела, поскольку заменить грамотных и знавших свое дело христиан оказалось не так-то просто.

В этой связи интересно ознакомиться с тем, как видели лидеров революции на Западе.

«Даже в местности с такой зловещей репутацией, как Константинополь, — писал Мурхед Алан в своей книге „Борьба за Дарданеллы“, — трудно представить себе подобную странную группу лиц».

В младотурках было что-то неестественное, какая-то дикая и устарелая театральность, которая вроде бы знакома и в то же время совершенно нереальна.

Невольно склоняешься к тому, что это персонажи какого-то фильма о гангстерах, наполовину документального, наполовину воображаемого, и было бы нетрудно предать их тому удобному забвению, которое обычно окутывает большинство политических авантюристов, если бы они как раз в этот момент не обладали такой властью над многими миллионами людей.

Сэр Гарольд Николсон, бывший в то время младшим секретарем британского посольства, вспоминает, как они однажды все вместе явились к нему домой на ужин.

«Был Энвер, — пишет он, — в своей скромной короткой форме.

Руки покоились на эфесе, маленькое лицо брадобрея задрано над прусским воротничком.

А вот Джемаль.

Белые зубы сверкают тигровым блеском на фоне черной бороды.

У Талаата выделяются огромные цыганские глаза и красновато-коричневые цыганские щеки.