Атаульф

Рагнариса впереди гнали, будто пса некормленного, чтобы дорогу к тому месту показывал.

В те времена (не то что ныне) по лесу ходить умели, поэтому Рагнарис, хоть и звенело в голове у него от отцовской науки, умом не умалился и дорогу отыскал — к месту тому, где друга своего оставил, охотников вывел.

Не успели опомниться, как из густых зарослей огромная медведица встала, на диво лютая. Говорили после в селе, что такой лютой медведицы и не упомнят.

Тут старейшина Хродомер добавил, что в нынешнее время медведи тоже измельчали — иной раз забитого медведя от пса не отличишь.

Та же медведица одним ударом снесла голову Агилмунду Лысому, что лучшим охотником в селе почитался. Пока она разворачивалась, ей копье в бок всадили. Взревела медведица и лапами стала бить во все стороны. Живот распорола Эйриху длинными когтями и еще двух человек покалечила, пока ее добили копьями и ножами.

Внятно тут всем стало, что не простая это медведица. Не дано обычному зверю столь много добрых воинов с собой в темное царство уводить. Не иначе, кто-то из богов, возвеселясь, потеху устроил и забрал к себе Агилмунда Лысого, Эйриха и еще двоих, чьи имена старейшина Хродомер сейчас уже не помнит.

Медвежата, как то в обычае зверином, сбежали, пока мать их от людей отстаивала. И Арбр сбежал вместе с ними, потому что не нашли его на поляне, сколько ни искали.

Пошли дальше, в чащу леса, по следу псов пустили. Вскоре Арбр отыскался. Подобно медведице, из кустов встал. В руках сук огромный имел. Головой тряс, и еще заметили, что рот у него в крови. После на поляне перья повсюду разбросанные нашли и поняли, что Арбр с медведями птицу сырьем ел, ту, что с Рагнарисом они набили.

Навалились на Арбра всем миром и скрутили его. Он же только рычал и отбиваться пытался. И пена изо рта у него шла.

С тем в село вернулись, неся с собою связанного Арбра и убитых медведицей воинов. После же еще те вернулись, кто тушу медведицы разделывал и шкуру с нее снимал.

И жизнь в селе снова вошла в прежнее русло. Убитых погребли с почестями. Жена Агилмуда и еще одного, чье имя старейшина Хродомер сейчас уже запамятовал, за мужьями своими последовали. Ибо в те времена по древнему закону жили и честны были перед богами и людьми, не то что ныне, когда над каждой паршивой наложницей соплищей мотают: мол, наложница, она тоже человек.

Отец наш Тарасмунд вздохнул, однако речи хродомеровы перебивать не стал. Видно было, что и ему любопытно рассказ об Арбре послушать.

Дядя же Агигульф слушал, как младенец, рот приоткрыв. Даже дышать, кажется, забыл. И видно было, что ни разу он этой истории не слыхал, хоть и был дедушкиным любимцем.

Хродомер помолчал, отдыхая. И продолжил так.

Шкуру медведицы, хоть и попорчена она была копьями и ножами, отдали Рагнарису, отцу Рагнариса, ибо он первый копьем в зверя лютого попал. Выдубили шкуру и в доме поместили. И дивились все ее огромной величине.

Но после, как оправился Арбр и снова человечье обличье обрел, пришел он в дом Рагнариса, шкуру медвежью увидел и весь затрясся с головы до ног. К шкуре припал, каждую рану на ней обласкал пальцами, а после со слезами молить стал Рагнариса, отца Рагнариса, чтобы отдал ему шкуру.

И столь велико было отчаяние Арбра, что отдали ему шкуру.

Дедушка же наш Рагнарис говорил потом Хродомеру, что радовался этому, ибо пугала его чем-то гигантская медведицына шкура. Так стращала, хоть из дому беги.

Знал бы, какую беду шкура эта в дом Арбра принесет, нипочем бы так не радовался. Хотя и без всякой шкуры беда бы эта стряслась, так он после рассудил.

А случилось это все с Арбром, когда луна стала полной.

Тут Хродомер нас, слушателей своих, взглядом обвел и пояснил:

— К тому я это все говорю, что Бракила, отец Арбра, сына своего, который с медведицыной шкурой не расставался, в капище водил, к жрецу. И там жрец говорил о чем-то с Арбром отдельно от Бракилы. О чем же толковал — то Бракиле неведомо осталось. Когда же отец с сыном покидали уже капище, так молвил жрец Бракиле: «Жизнь сына твоего на полнолуние поворачивать будет». Но к добру или худу, не сказал. Переспросил жреца Бракила, в какое полнолуние, но жрец лишь усмехнулся и сказал: «Когда волк на луну воет». И наказал старейшинам сельским это объявить.

Так и поступил. Как вернулся Бракила с Арбром из капища, жизнь прежняя пошла, будто и не случалось ничего страшного. Только Арбр то и дело задумчив становился. Сперва Рагнариса и Хродомера, друзей своих, сторониться начал; после же и вовсе дичиться людей стал.

Но это показалось всем в селе не в диковину, ибо о Бракиле, отце его, тоже не скажешь, что у него душа нараспашку. Ясное дело, яблоко от яблони далеко не упадет. Ростом же и сложением Арбр в Бракилу вышел — могуч был и высок.