Года два с той поры минуло. Угрюм был Арбр и шкуру медвежью на плечах таскал; к хозяйству же душа его не лежала. Только охота в радость ему была да забавы воинские. Но вот забавляться с Арбром ни Хродомер, ни Рагнарис не хотели, да и прочие юнцы в селе тоже: в шутейном бою свирепел Арбр и силу свою соизмерять не умел. Во время поединков этих Арбр никогда с противниками своими не разговаривал, слова человеческого от него не услышишь. Либо молча дрался, либо вдруг смеяться свирепым смехом начинал и рычать.
Однако же видно было и то, что в уме Арбр вовсе не повредился, ибо когда не дрался, то рассуждал на диво разумно. Что до Бракилы, то видно было, что гордится он сыном своим, печатью Вотана отмеченным.
Минули так два года и настало по ранней весне то полнолуние, о котором жрец в капище говорил. Мучимый непонятной тоской, метался Арбр по всему селу. Здесь нужно сказать, что Валия, который нынче в том селе старейшина, трех добрых псов охотничьих держал. Один из них на диво силен и лют был, из прочих выделяясь. И любил его Валия, как родного сына. Не раз в лесу пес тот жизнь Валии спасал и всегда себя верным и свирепым выказывал. И припомнил Хродомер, как говорили в том селе: «бегает, точно Валия за своим псом». Да и то сказать, дивный был пес, воистину дивный, добавил Хродомер-старейшина.
В ту весну, когда тоска взяла Арбра, настало полнолуние и луна взошла. Валия уже ко сну отошел, как вдруг разбужен был он и домочадцы его яростным лаем собак, как если бы крупного зверя обложили. И зверь какой-то ревел в темноте. Валия недаром охотником был. Тотчас же распознал он рев Арбра, сына Бракилы, соседа его. Собачий лай тут жалобным визгом сменился.
Валия выскочил, как был, неодет, с рогатиной — собакам своим на выручку. За ним сын его старший, что с ним тогда в одном доме жил, и двое рабов, силы недюжинной.
Предстал глазам их двор Валии, залитый ярким лунным светом. Посреди двора любимый пес Валии лежал с хребтом перебитым. Хозяина завидев, только раз головой дернуть сумел, взвизгнул тихонько и тут же издох. Другой пес, поджав лапу, поодаль стоял и щерился. А над псом издохшим Арбр стоял, и пена в углах его рта запеклась.
Валия с места сдвинуться не смог. Стоял, окруженный неподвижными домочадцами своими, и только глядел на Арбра. А Арбр на него глядел, и видно было, что не узнает его Арбр.
Тут и другие сельчане, звуками борьбы разбуженные, на двор сбежались. Если оголодавшее по весне зверье в село зашло, то всем миром двор Валии оборонять надо. Оттого многие с рогатинами и ножами охотничьими были.
Арбр же все по сторонам озирался в беспокойстве. Верхняя губа у него подергивалась, открывая зубы. Бракила сквозь толпу к сыну своему было протолкался, но и его не узнал Арбр. Только протянул к нему Бракила руки, как Арбр вдруг изогнулся весь дугой назад и оземь затылком грянулся, собаку караулившую пугнув. И с хрипом забился в падучей. И отступили от него все поначалу. Валия же гибель любимого пса осознал и потому, рогатину занеся, хотел пронзить Арбра, покуда тот беспомощен. Но сельчане отогнали его. Ибо умудренные мужи собрались на дворе у Валии и тотчас же поняли они, что великое святотатство едва было не учинил Валия, обеспамятев от своей потери. Ибо всем теперь видно было, что Вотан коснулся Арбра и ниспослал ему священные дары. А потому убив Арбра, выказал бы Валия непочтение к Вотану и дарам его. И покарает за то Вотан все село, ибо велик Вотан и не покарать ему одного только Валию — мелок Валия для гнева вотанова. Так рассудили сельчане и потому все, разом подавшись вперед, рогатинами отогнали Валию и сынов его от Арбра.
К тому времени Арбр биться о землю перестал и теперь сморил его глубокий сон. И взял Бракила Арбра на руки и в дом свой понес, и все расступались. Великой силы был тот муж Бракила, ибо Арбр в те годы весил уже немало.
Валия муж был честный, ибо на следующий день Бракила вергельд ему за пса предлагал, однако же отказался Валия, волю Вотана чтя. Оттого и почет обоим, оттого и старейшины они ныне в том селе, что древние законы знают и блюдут.
На следующий день внезапно жрец из капища пожаловал. Редко капище покидал, но тут явился. И взяв Арбра за руку, увел его за собой. Арбр, ни слова не говоря, послушно пошел со жрецом. И шкура медвежья была на нем.
С той поры Арбр почти неотлучно при капище жил, либо по лесам бродил, но никто из сельских его не видел. Однако с некоторых пор стал примечать Рагнарис, когда в лесу бывал на охоте, либо по иной надобности, что будто бы кто-то следит за ним издалека. Недобро следит, хотя пока что близко не подходил и даже не показывался. И не один Рагнарис — другие сельчане о том же говорили. Но Рагнарис говорил об этом чаще. И догадывался Рагнарис, кто бы это мог быть.
Когда же подоспела пора юношей в воины посвящать, Арбра в мужской избе не было с ними. Жрец же сказал, что Арбр отдельно ото всех посвящение получит и что испытывать так его будут, что прочим молодым воинам — Хродомеру, Рагнарису и другим — выдержать не дано.