Ателье [СИ]

— Это я тебя люблю, Табити-Апи. Хочешь остаться? Думаю, не прогонят с банкета.

Даша посмотрела на девочек в цветных платьях, на Галку и Дарину. На Алину, подпрыгивающую в белоснежном платьице перед телекамерой (а рядом несли вахту оба ее поклонника, и каждый держал в руке черный ботинок). И помотала головой:

— Только, если ты хочешь. Я бы лучше — домой.

— Домой?

— К Патрисию. Спать. — И уточнила, — с тобой спать.

На подиуме плавно двигались модели следующего дизайнера. За кулисами к Галке, которая нагружала Петра и Ярика пакетами, подошла завуч Дарина, с пылающими щеками и блеском в узких глазах, радостно-нервно поправляя воротничок блузки.

— А за нами автобус приедет, я вызвала. Мы с девочками немножко побудем? Спасибо вам, за праздник.

— Это вам спасибо. И не забудьте, по первому звонку — примерка, — смеясь, Галка схватила Дашу за руку, потащила на лесенку в коридор, — давай бегом, Алена там скучает. Нас попозже Сашка заберет, сказал.

В темном коридоре, перекрывая светлую щель, прыгала Алена. Прижимая к груди руки, запищала взволнованно:

— Вы, значит, славой упиваетесь, а между тем, Миша! Миша бедный, смотрите какой!

Ввалившись внутрь, все заахали, и только Ярик, собирая свои куртки, сказал одобрительно.

— Во класс! Супер!

Миша сидел у зеркала, бережно прижимая в щеке мокрый платочек, и рассматривал багровеющий кровоподтек. Ответил скандальным голосом:

— Никакого класса не вижу. Черт, я вообще ничего не вижу, влево…

Галка встала рядом, разглядывая ранение.

— Ого. Это тебя Тэк, что ли приложил? Смотри-ка, тощий, как глист, а туда же.

— Но-но, — возмутился страдалец, — я тоже вот стройный, ты не обзывайся! — И вздохнул, — это не он. Любочка. Я когда козла этого отвел в сторонку, говорю, хочу от Иванчиной свалить, а нет ли у тебя местечка теплого. И посмотрел на него. Со значением…

— Ты был прекрасен, — искренне сказала Даша, вспоминая Мишин бенефис.

— Я знаю, — скромно ответил тот, поморщился, промакивая скулу, — а этот маникюрш, между прочим, всех нас переманить хотел. Так и сказал, на хрен Брыкалову и айда ко мне. Нас, между прочим, ценят!

— А есть за что, между прочим, — отозвалась Галка. Она в углу паковала снятые девочками платья, вжикала молниями на пакетах.

— Да… Но Любочка… Она тоже увидела. Как я с ним. Стоял. Ну, что вы ржете? Для вас старался! Одна радость, Тэку от нее еще больше досталось. Уши, наверное, к косметологу пойдет восстанавливать.

Посмеявшись вместе со всеми, Миша прижал платочек к синяку и пригорюнился снова:

— Теперь я одинок. А она — на балу.

— Кружится в вальсе, — предположил Данила, забирая пакеты.

— Кокетливо смеется, — поддержала его Даша.

— Хлопает веером по руке ухажера и говорит «ах проказник», — пропищала Алена.

— И… — вдохновилась Галка, но не успела договорить.

Двери распахнулись, являя Любочку в празднично-вечернем великолепии. Тесное шелковое платье облегало мощные стати, открывая загорелые купольные плечи. Серебряная цепочка, унизанная коваными цветами, убегала в бездонную глубину декольте. Окинув всех подозрительным взглядом, звезда «Стиля и смелости», подбоченясь, выставила грандиозную ногу, обтянутую черной сеткой с бриллиантовыми искрами.

— О ком речь?

Голос ее был грозен, и все притихли. А Миша, вскочив, нервно затеребил мокрый платочек.

— Любочка! Мы это… мы шутя. А ты, тут?

Она оглядела Мишино перекошенное лицо и удовлетворенно кивнула.

— Пока тут. Меня пригласили на телевидение. Снова. Но я ушла. Режиссер там остался. Руки мне целовал!

Голос ее громыхнул, как близкий гром и все притихли. Но Миша вдруг бесстрашно улыбнулся, сказал, страдальчески и с упреком:

— Я тебя поздравляю, конечно. Но куда теперь мне? Посмотри, что наделала!

Шурша шелками, Люба подошла, а все вокруг поспешно отступали, чтоб не оказаться на ее пути. Отобрав платок, сама приложила его к ушибленной скуле.

— Бедный! Но я испугалась! Уж больно ласкался с этим Тэком, будто сам такой!

Дальше Миша, прикрытый от всех могучей шелковой спиной, что-то говорил, Любочка перебивала, и все на цыпочках, кивая и подмигивая друг другу, потянулись к выходу, подхватывая одежки и пакеты с вещами.

— Ты расскажи, как все получилось, с Эллочкой, — пробираясь темным коридором, попросила Даша.

— В машине, — Данила вел ее вниз, по узкой лестнице, за стенками шумел большой праздник, и Даша, чувствуя, как слабеют от пережитого напряжения колени, порадовалась, что уходят.

А потом ехали, не торопясь, по желтым от фонарей широким проспектам, сворачивали в узкие переулки, где полосатые столбики ограждения плыли рядом с машиной, а за белыми и черными кружевами заборов теснились старые дома и небольшие церковки. Город лежал, накрытый светом, а поверх него — небом, ночным, не спящим небом столицы, вобравшим в себя ее свет. И казалось, высотные дома держат это мутное беззвездное небо, как некие роботы-атланты на угловатых плечах.