Ателье [СИ]

— Вечерина у них там, наверняка, — Галка потянула Дашу за рукав, — пойло, девочки, курево. Двинули, Дашка.

Время не думало останавливаться, и Даша, топая сапожками по снегу, стоя в утробно гудящем старом лифте, а потом лежа в горячей ванне и, после, закутавшись в теплую куртку, возвращаясь обратно в ателье, где в тишине висели на вешалке их с Галкой платья, — ощущала, как тонко и неудержимо сыплется песок, протекая стеклянную талию воображаемых песочных часов. В детстве любила, держа в теплой руке прозрачную колбочку, смотреть, как он сыплется, и не остановить. Разве что нарушить правила, положив колбу на бок. А хотелось усилием воли: пожелать сильно-сильно, и тогда время застынет, сверкая песчинками. Остановится. Но не получалось, ни разу.

* * *

— Ну, как? — Галка вышла из примерочной и медленно повернулась. Светло-зеленое платье, длинное, в пол, узкое, как вспомненные песочные часы, тихо поблескивало нефритовым узором. Короткие рукава открывали сильные смуглые руки.

— Тада-дадам! — она застыла, спиной к Даше и та захлопала, радуясь. Узкий подол был вырезан выше талии, открывая пастельно-зеленые брючки и полоску голой спины над свободно лежащим пояском. Галка взяла со столика бежевого оттенка клатч с блестящей застежкой. Повернулась снова и подбоченилась, так что съехали на запястье широкие серебряные браслеты.

— Галю, ты красавица, я в тебя влюбилась.

— Да ну. Пусть лучше масончик меня полюбит.

— Он тебя на время полюбит, а я навсегда!

Галка прошлась, поглядывая на себя в огромное зеркало на стене. Изящно села, положив ногу на ногу, закачала туфелькой, сброшенной на пальцы. Скомандовала:

— Надевай свое Платье Счастья.

И наступила Дашина очередь повернуться, пройтись, показать спину и плечи. Платье мягко трогало кожу при каждом движении, скользило, будто Даша плывет в ласковой вечерней воде. И вода, протекая по телу, говорит тихо-тихо, о том, что все будет хорошо. Все будет. Все…

Она села напротив Галки и, копируя ее, положила ногу на ногу. Так и сидели, глядя друг на друга: темноволосая в нефритовой зелени, пепельно-русая в жемчужно-голубом. Рассматривали, наклоняя нарядно причесанные головы.

— Даша…

— Что?

— Я ведь не зря. Гоняла тебя весь этот год не зря? Ты научилась чему-то?

— Галя, конечно. Сложно было, но это так важно. Да. Ты очень многому научила меня.

— Ну, хорошо. А вот и гости!

Она нахмурила темные брови, указывая Даше, чтоб не глупила, а потом улыбнулась, показывая, какое выражение лица нужно нацепить. И, покусав губы, чтоб стали ярче, королевой прошла в холл, придерживая рукой длинный подол. Даша встала, поправляя платье. Взглянула на себя в зеркало.

В глубине темного стекла стояла молодая женщина, стройная, с бликами света по округлостям бедер. С пепельными волосами, заплетенными на темени в сложную косу, исчезающую в рассыпанных по плечам прядях. Потемневшие от волнения серые глаза смотрели строго и немножко испуганно. Даша тоже покусала губы и улыбнулась, прогоняя испуг. Чего бояться, ну Саша, ну Новый год. Ведь красивая!

— Мауамуррр, — Патрисий, возникший из-под станины оверлока, аккуратно потерся об ее ногу.

— Спасибо, цаца моя, — шепотом отозвалась Даша.

Пришла мысль об Оленьке, но не успела подуматься толком, потому что вот он, Александр, идет вслед за нефритовой Галкой, улыбается, и щеки еле заметно отливают синевой. Галка торжественно несла букет из огромных обморочных лилий, бледных и роскошных. Сказала ревниво:

— Это не тебе, это Саша нам принес, чтоб тут. Я поставлю.

— Привет, — сказала Даша и, поправив плечико платья, опустила руки, не зная, куда их деть.

Александр остановился. Не отвечая, смотрел на нее. Даше стало неловко. Будто не видел он раньше нарядных женщин! В театре, наверняка, бегают в пачках. Пачками бегают. Машут ногами в белых колготках.

Саша заговорил, манерно выговаривая слова:

— Откуда, каким ветром и течением принесло тебя к берегам суеты? И где ваза, в которую надо поставить этот цветок?

Даше стало смешно. Она подняла руки, забирая в них волосы, повернулась:

— Ну, как? Умеем? Нравится платье?

— Ты нравишься. Галя, привязывай ее цепью к машинке, а то ведь украдут.

— Ага. Тетки, которые у нас шьются, так и мечтают украсть, — фыркнула Галка.

Торжественно поставила вазу с букетом на чайный стол и скомандовала:

— Все. Мотайте. А за мной скоро приедут.

Саша, не отводя глаз от Дашиного лица, подал ей руку. Потом накидывал пальто и, встав на колено, застегивал молнии на сапожках. Взял у Галки сунутый ею пакет с вечерними Дашиными туфельками и, раскланявшись, увел Дашу в подъезд.

— Подожди, — Даша выдернула руку из его жестких пальцев и побежала обратно.

— Патрисий!..

Погладила глянцевую черную спину, поцеловала кота между ушами.

— Ты извини. Я утром приду. И еще принесу вкусного. Веди себя хорошо.

— Ммуоррока, — сказал Патрисий обиженно, но, крутнув хвостом, подставил шею — почесать.