Ателье царских прикидов

Инне с Маришей даже стало слегка завидно. Ишь как ее хвалят! А они? А их? Ведь сколько раз они в зубах приносили официальному следствию важные улики, словно собака домашние тапочки своему хозяину, и ни разу их не похвалили. Самое большее, не ругали. Но похвалы, нет, похвалы они так и не дождались. А Светка всего-то и сделала, что узнала о завещании и тут же наябедничала следователю, не предпринимая самостоятельно никаких шагов. И что же? Она сразу же молодец и умница! А чем хуже они с Инной?

– Обидно! – прошептала Мариша. – Честное слово, обидно.

– И главное, ведь ничего не сделала, а ее хвалят.

– А я.?

– А мы.?

– А мы с вами, – перебила их повеселевшая после разговора со следователем Света, – сейчас поедем к Глафире Ивановне.

Подруги уже и думать забыли про эту женщину. А вот Света, оказывается, не забыла. Может быть, похвалы следователя все же имели под собой более вескую причину? И подруги просто не замечали в Свете чего-то важного, что заметил следователь?

Но как бы там ни было, к Глафире Ивановне они поехали. Без предупреждения, так как ее телефон по-прежнему был недоступен. А домашний телефон был постоянно занят.

– Раз занято, значит, она дома, – рассудила Мариша.

И они поехали.

Глава 10

Глафира Ивановна была дома. Но прежде чем вступить с ней в диалог, Света поведала подругам краткую биографию ближайшей соседки своего папы. Имя свое эта женщина получила пятьдесят шесть лет назад в честь известной героини старой комедии – свинарки-ударницы Глаши. Родители, впечатленные этим фильмом, нарекли новорожденную дочурку, совершенно не подумав о том, какая же судьба будет у младенца. А судьба была такая, что, едва научившись понимать человеческую речь, маленькая Глаша слышала со всех сторон:

– Ага! Глаша! Свинарка! А где же твой пастух?

Самое досадное, что годы шли, а эта шутка никому не надоедала. Старый фильм оказался удивительно живучим. Время от времени его показывали по одному из телевизионных каналов. И этого оказывалось достаточно для поддержания неизменного интереса к имени Глафиры.

В результате Глафира, будучи девушкой благоразумной, решила не идти поперек судьбы и пошла учиться в сельскохозяйственный институт. Естественно, специализацию и тему для дипломной работы она выбрала себе соответствующую – «Парнокопытные и их сельскохозяйственное использование в условиях нашего региона».

Закончив институт, Глафира Ивановна отправилась на работу в один из колхозов нашей огромной родины. Правда, трудиться ей пришлось не в условиях Крайнего Севера, а на благодатной Кубани. Там же она вышла замуж. Не за пастуха, но за комбайнера. Муж сильно пил и умер довольно молодым, свалившись спьяну со своего комбайна. От мужа у молодой тогда еще вдовы остался дом на Кубани и тяга запивать любое горе порядочной дозой спиртного.

Дом она продала очень быстро и переехала в окрестности небольшого городка Сестрорецка, где родилась и выросла. А вот от тяги к спиртному избавиться оказалось совсем не так просто. Она сопровождала вдовую жизнь Глафиры, словно хроническое заболевание. Не обходилось, конечно, и без обострений. И вот именно сейчас Глафира Ивановна чувствовала, что обострение начинается. Причем с небывалой до сих пор силой.

Ни о какой якобы затеянной ею стирке речи не шло. Женщина сидела в компании с бутылкой водки и уже здорово наклюкалась. В бутылке было меньше половины. И судя по покрасневшим щекам и помутневшим глазам, женщина уговорила всю эту дозу в гордом одиночестве.

– А-а-а… – протянула она нехорошим голосом, обнаружив Свету на пороге своей небольшой городской квартирки, оставшейся ей после второго мужа, тоже спившегося, как и первый ее супруг, но погибшего не под комбайном, а под проходящей мимо дома электричкой. – Дочурка явилась! И чего тебе еще от меня надо?

– Глафира Ивановна, что с вами?

– Что со мной? Нет, это ты скажи, что с тобой?

– Со мной?

– Вот именно! Ты мне скажи, почему ты отца, мерзавка этакая, одного бросила?

– Я.? Я не бросала. Я каждую неделю приезжала к нему.

– Ага! Один раз в пять, а то и в семь дней!

– Но я не могла чаще. Я же работаю!

– А он тут от тоски загибался! Да еще здоровье его никак на лад не шло!

– Но он сам захотел жить за городом.

– Врачи ему велели на свежем воздухе жить, вот и жил. Куда же деваться? За городом, они ему сказали, еще пару лет бы протянул. А в городе они ему и полугода не давали!

– Глафира Ивановна, вы меня что, обвиняете?

– Черствая ты, Света! – с неожиданной обидой произнесла женщина. – Холодная! Никаких чувств в тебе не видно. Статуи свои изучаешь. И сама такая стала, словно статуя.

– Но я…

– Нет, ты послушай, что я тебе скажу! – запальчиво воскликнула Глафира Ивановна. – Отец твой натерпелся с вами обеими!

– С кем?

– С тобой. И с этой, с бабой его постоянной.

– С Ириной Сидоровной?

– Вот, вот! С ней самой!

– Но что же такого?.. Она очень интеллигентная женщина. Каждые выходные приезжала к папе.

– Вот именно, что только на выходные. Утром приедет, вечером уедет. На ночь даже не оставалась!

Света покраснела от намека женщины. И пробормотала:

– Папе нельзя было. Ну, вы понимаете… Это самое.