Athanasy: История болезни

– Но ты сам говоришь вслух. Разве ты не боишься разбудить гостью? – с недоумением спросил я.

Некоторое время робо-консьерж молчал, словно переваривая услышанную информацию.

– Но… Но я не могу попросить Вас сохранять тишину, не употребляя слова сам…

Уникальное явление: Бомануар смог выразить неуверенность всё тем же равнодушным и безэмоциональным тоном, которым он объявлял уровень гормонов сна по утрам.

Я принялся недовольно бурчать:

– Своей просьбой сохранять тишину ты только увеличил уровень шума, ведь я бы просто…

– Франк-спаситель, да заткнитесь вы оба наконец!

В меня шмякнулась моя же собственная подушка.

Бридж полусидела на кровати – недовольная, очень бледная и очень, очень растрёпанная.

– Доброе утро! – воскликнул я и кинулся к столу. – Есть хочешь? Может, воды? Как себя чувствуешь? Нога не болит?

– Джоз, не мельтеши. И без тебя голова кругом. Ты мою куртку не видел?

Упоминание куртки вызвало неожиданный прилив гнева. Хотелось схватить сестру за плечи и хорошенько встряхнуть; но вместо этого удалось перенаправить это чувство в слова:

– Какого чёрта ты затеяла?! Почему я обнаруживаю тебя на месте катастрофы, битком набитую нелегальными вещами? Ты чуть не умерла, и я не про взрыв говорю!

– Я взрослый человек. Сама решаю, где мне…

– Вот именно, взрослый! Тебе больше двадцати лет! Ты прожила больше половины жизни, отпущенной тебе Машинами, и что же ты…

Я осёкся.

Нам всем отмерена полновесная жизнь – не больше, и не меньше. Именно так я сказал Полианне. Таков наш уклад.

Верю ли я, или просто повторяю слова, которым меня научили?

Некоторое время мы сидели молча, погружённые каждый в свои мысли. С каждой секундой тишина всё больше и больше вонзалась в уши, раздражая, не давая спокойно сидеть на месте, выпрашивая звуковую подачку: хотя бы кашель, хотя бы скрип стула.

Первой не выдержала Бридж:

– Я просто начала задавать вопросы.

– Что тебе мешало жить спокойной жизнью? Ну, знаешь, как все, просто не задавая вопросов.

– На себя посмотри, господин чиновник из Министерства! – вместо обороны Бридж тут же перешла в наступление. – Я же вижу, какой ты стал! Чем ты там занимаешься?

В комнате снова повисло молчание – никто из нас отвечать на претензии не собирался.

Бридж вздохнула и сжала ладони в кулаки так сильно, что я почти услышал скрип кожи. Посидев так немного, она разжала пальцы и уставилась на побелевшие подушечки – они медленно темнели, наполняясь обратно выжатой из них кровью. Это зрелище словно привело её к какому-то решению; она посмотрела мне прямо в глаза и сказала:

– Ладно, засранец, слушай. Сначала объяснюсь я, после чего обо всём расскажешь ты. Договорились?

– Конечно, – незамедлительно соврал я.

Некоторое время Бридж внимательно разглядывала моё лицо.

– Вот видишь, как ты изменился, – сказала она. – Я уже не могу отличить, врёшь ты или говоришь правду.

– Эй! Конечно, я говорю правду.

– Но для этого нам придётся выйти. У тебя на крыше есть стулья?

Вдруг в разговор вмешался бесплотный голос Бомануара:

– Если Вы хотите поговорить в приватной обстановке, то всегда можете подать голосовую команду на выключение моих микрофонов. После окончания разговора Вы можете включить микрофоны обратно также голосовой командой.

– Но как ты услышишь команду, если… – начал было я; Бридж скорчила сложнейшую физиономию, одним только выражением лица передав целый спектр эмоций в адрес подлого робо-консьержа. Я не стал договаривать и вместо этого спросил сестру:

– Разве ты можешь ходить?

В качестве ответа Бридж встала и с размаху пнула раненой ногой дверцу шкафа. Я зажмурился, ожидая услышать омерзительный треск, с которым сломается едва зажившая кость. Вместо этого захрустел пластик дверцы – он прогнулся, после чего с громким «поп!» выпрямился обратно.

– Ладно, ты можешь ходить, – я недовольно поморщился и отправился к входной двери.

Похоже, поддерживать сестру под руку не нужно – если только ты не хочешь получить подзатыльник вместо благодарности.

Стульев на крыше не оказалось. Да и откуда бы им взяться в доме для молодых деталей, едва получивших взрослое имя. Некому приходить на крышу в поисках одиночества: каждый из нас наедается одиночеством досыта в границах своей квартиры.

Бридж по-хозяйски прошлась вдоль парапета, уперев руки в бока.

– У меня вид лучше.

В ответ я только фыркнул. Она могла бы просто сказать, что с её крыши есть хоть какой-то вид. Здесь же перед глазами только мельтешили бесконечные полосы этажей соседних домов. Бетонные плиты собирались в тяжёлый гофрированный занавес, испещрённый дырами-окнами; но сквозь эти дыры видна не сцена Города, а одна лишь темнота.

Я скрестил руки на груди и уставился на сестру:

– Ладно, говори. Почему ты носишь с собой сому? Первый же случайный обыск на улице, и патруль тебя заберёт.

– У всех есть свои слабости, – ответила Бридж, не глядя на меня; она обходила крышу по кругу снова и снова, словно в поисках отсутствующего кресла.

– Слабости? У самой Бригитты Ратуланги? У самого сильного человека в поликуле, да, чёрт, во всём Управ…

– Сома оказалась сильнее меня.