В открытую дверь комнаты Дагни видела работников башни, стоявших в угрюмой праздности, — людей, чья работа не позволяла расслабиться ни на минуту, — стоявших длинными рядами, напоминавшими листы меди с вертикальной гофрировкой, полки с книгами — памятник разуму. Движение одного из небольших рычагов, торчавших, будто закладки на книжных полках, приводило в действие тысячи электрических схем, замыкало тысячи контактов и размыкало столько же других, заставляло десятки стрелок освободить избранный путь, десятки сигнальных фонарей — освещать его; ошибки, случайности, противоречия исключались; неимоверная сложность мысли сосредоточивалась в движении человеческой руки, чтобы определить и обезопасить маршрут поезда, чтобы сотни поездов могли проноситься мимо нее, тысячи жизней и тонн металла могли передвигаться на кратком расстоянии друг от друга, защищенные лишь мыслью человека, изобретшего эти рычаги. Но они — Дагни посмотрела на лицо своего инженера по сигнализации — считали, что требуется лишь жест человеческой руки, чтобы управлять этим движением, и теперь работники башни стояли в праздности, а на громадных панелях перед директором башни вспыхивавшие красные и зеленые огоньки, которые объявляли о движении поездов на расстоянии многих миль, представляли собой стеклянные бусинки, похожие на те, за которые дикари некогда продали остров Манхэттен.
— Вызовите всех своих неквалифицированных рабочих, — сказала она помощнику управляющего, — помощников, путевых обходчиков, обтирщиков паровозов, всех, кто сейчас в терминале, и прикажите немедленно прийти сюда.
— Сюда?
— Сюда, — сказала она, указывая на путь возле башни. — Вызовите и всех стрелочников. Позвоните на склад, пусть доставят сюда все фонари, какие смогут найти, — кондукторские, штормовые, какие угодно.
— Фонари, мисс Таггерт?
— Принимайтесь за дело.
— Хорошо, мэм.
— Что это мы делаем, мисс Таггерт? — спросил диспетчер.
— Мы будем управлять движением вручную.
— Вручную? — переспросил инженер по сигнализации.
— Да, приятель! Чему вы так удивляетесь? — Дагни не могла удержаться. — Человек представляет собой только мышцы, так ведь? Мы вернемся — вернемся к тому времени, когда не существовало систем блокировки, семафоров, электричества, когда для сигнализации использовались не сталь и электричество, а люди, держащие фонари. Вместо фонарных столбов использовались живые люди. Вы давно за это ратовали и получили то, что хотели. О, вы думали, что ваши орудия будут определять ваш образ мыслей? Но получилось наоборот, и теперь увидите, какие орудия были определены вашим образом мыслей!
«Но даже возвращение назад требует деятельности разума», — подумала Дагни, осознав парадоксальность своего положения при взгляде на вялые лица вокруг.
— Как будем переводить стрелки, мисс Таггерт?
— Вручную.
— А переключать сигналы?
— Вручную.
— Каким образом?
— Поставив у каждого столба человека с фонарем.
— Как? Это не совсем ясно.
— Будем использовать запасные пути.
— Откуда люди будут знать, куда переводить стрелку?
— По расписанию.
— Что?
— По расписанию — как в прежние времена. — Она указала на директора башни. — Он составит график того, как пропускать поезда и по каким путям. Напишет указания для каждого сигнала и стрелки, назначит несколько человек связными, они будут доставлять эти указания к каждому посту, и то, что раньше занимало минуты, теперь займет часы, но мы пропустим ждущие поезда на терминал и отправим в путь.
— Будем работать таким образом всю ночь?
— И весь завтрашний день, пока инженер, знающий свое дело, не покажет вам, как отремонтировать систему блокировки.
— В договоре с профсоюзами ничего не говорится о людях, стоящих с фонарями. Начнутся беспорядки. Профсоюз будет возражать.
— Пусть его руководители придут ко мне.
— Будет возражать департамент по объединению.
— В ответе буду я.
— Знаете, я бы не хотел отвечать за отдачу распоряжений…
— Я буду отдавать их.
Дагни вышла на площадку железной лестницы сбоку башни; она силилась овладеть собой. На миг ей показалось, что она тоже точный высокотехнологичный механизм, оставшийся без электричества, и пытается управлять трансконтинентальной железной дорогой с помощью двух рук. Поглядела на громадную, тихую пустоту таггертовского подземелья и ощутила приступ мучительного унижения, потому что видит его низведенного до того уровня, когда люди с фонарями будут стоять в туннелях, словно его последние мемориальные статуи.
Дагни едва различала лица людей, собиравшихся у подножья башни. Они тихо подходили сквозь тьму и останавливались в синеватом полумраке, за спиной у них горели синие фонари, на плечи им падали полосы света из башенных окон. Она видела испачканную одежду, мускулистые тела, вяло опущенные руки людей, измотанных неблагодарным, не требующим мысли трудом. Это были чернорабочие железной дороги, молодые люди, которые теперь не могли искать возможности преуспеть, и старики, которые никогда не хотели ее искать. Они стояли молча, не с живым любопытством работников, а с усталым безразличием каторжников.