— Наш план, в сущности, очень прост, — заговорил Тинки Холлоуэй, силясь доказать это наигранной простотой тона. — Мы снимаем все ограничения с объемов производства, каждая компания будет производить столько стали, сколько сможет. Но чтобы избежать разорения и ожесточенной конкуренции, все компании будут вкладывать валовой доход в общий пул, который станет именоваться Объединенным сталелитейным пулом, руководить им будет специальное правление. В конце года оно будет распределять эти доходы, подсчитав общий выпуск стали в стране и разделив его на количество мартеновских печей. Таким образом будет выведен средний показатель, справедливый для всех, и каждая компания будет получать деньги по потребностям. Главная потребность — сохранение печей, поэтому каждая компания будет получать деньги в зависимости от их количества.
Он умолк, подождал, потом добавил: — Вот такой у нас план, мистер Риарден. — Не получив ответа, продолжил:
— Конечно, нужно будет убрать кое-какие огрехи, но… но план таков.
Какой бы реакции они ни ожидали, она была не той, какую увидели. Риарден откинулся на спинку кресла, взгляд его был внимательным, но устремленным в пространство, словно он смотрел в далекую даль, потом спросил с какой-то странной, бесстрастной насмешкой:
— Ребята, скажите мне одну вещь: на что вы рассчитываете?
Он знал, что они поняли, заметил тот упорно-уклончивый взгляд, который раньше считал взглядом лжеца, обманывающего жертву, но теперь понимал, что дело обстоит хуже: это был взгляд людей, обманывающих свою совесть. Они не ответили. Молчали, словно старались не заставить его забыть свой вопрос, а заставить себя забыть, что его слышали.
— Это надежный, практичный план! — неожиданно произнес Джеймс Таггерт с внезапной гневной ноткой одушевления в голове. — Он будет действовать! Должен действовать! Мы хотим, чтобы он действовал!
Ему никто не ответил.
— Мистер Риарден… — робко произнес Холлоуэй.
— Ну что ж, давайте разберемся, — заговорил Риарден. —
Ответа не последовало, потом Лоусон неожиданно выкрикнул в безрассудном, праведном гневе:
— Во время национальной опасности ваш долг — служить, страдать, трудиться для спасения страны!
— Не понимаю, как перекачивание моих денег в карман Бойля спасет страну?
— Вы должны идти на определенные жертвы ради общего блага!
— Не понимаю, почему благо Бойля более «общее», чем мое.
— О, проблема вовсе не в мистере Бойле! Она гораздо шире одного лица. Это вопрос сохранения природных ресурсов, таких как заводы, и спасения всей промышленности страны. Мы не можем допустить краха такого крупного предприятия, как у мистера Бойля. Оно нужно стране.
— Думаю, — неторопливо произнес Риарден, — что я гораздо больше нужен стране, чем мистер Бойль.
— Ну, конечно! — воскликнул Лоусон в порыве воодушевления. — Вы нужны стране, мистер Риарден! Вы сознаете это, так ведь?
Но алчная радость Лоусона любимому догмату самопожертвования вдруг угасла при звуке голоса Риардена, холодного голоса торговца:
— Сознаю.
— Дело касается не одного Бойля, — умоляющим тоном произнес Холлоуэй.
— Экономика страны не сможет вынести серьезных изменений. У Бойля тысячи рабочих, поставщиков, покупателей. Что будет с ними, если
— Что будет с тысячами моих рабочих, поставщиков, покупателей, если обанкрочусь я?
— Вы, мистер Риарден? — удивленно произнес Холлоуэй. — Но вы самый богатый, осмотрительный и сильный промышленник страны в настоящее время!
— А как насчет будущего времени?
— Что?
— Как долго я смогу работать в убыток себе?
— О, мистер Риарден, я в вас полностью верю!
— К черту вашу веру! Как долго?
— Вы справитесь!
— Каким образом?
Ответа не последовало.
— Мы не можем теоретизировать о будущем, — воскликнул Уэсли Моуч, — когда нужно избежать надвигающейся национальной катастрофы! Мы должны спасать экономику страны! Должны что-то делать! — Невозмутимый вопросительный взгляд Риардена заставил его забыть об осторожности. — Если вам это не нравится, можете предложить лучшее решение?