Атлант расправил плечи. Часть 3. А есть А

«Год назад, — подумал Риарден, — они бы меня застрелили; два года назад конфисковали бы мою собственность; несколько поколений назад люди такого типа могли позволить себе роскошь убийства и экспроприации, безопасность притворства перед собой и своими жертвами, что их единственной целью является материальный грабеж. Но их время кончается, другие жертвы скрылись раньше, чем предсказывал любой исторический график, и они, грабители, остались лицом к лицу с неприкрытой реальностью своей цели».

— Послушайте, ребята, — устало сказал он, — я знаю, чего вам хочется. Вы хотите, чтобы и волки были сыты, и овцы целы. А я хочу знать только одно: почему вы думаете, что это возможно?

— Не понимаю, о чем вы, — оскорбленным тоном заявил Моуч. — Мы сказали, что ваш завод нам не нужен.

— Ладно, выражусь определеннее: вы хотите и уничтожить меня, и сохранить. Как собираетесь это сделать?

— Не понимаю, как вы можете так говорить, мы ведь дали все возможные заверения, что считаем вас неоценимо важным для страны, для сталелитейной промышленности, для.

— Я вам верю. И это усложняет загадку. Вы считаете меня неоценимо важным для страны? Черт, вы считаете меня неоценимо важным даже для собственных шкур. Вы дрожите, так как знаете, что спасти ваши жизни могу только я, больше никого не осталось, и знаете, что времени осталось в обрез. И все-таки предлагаете план моего уничтожения, план, не оставляющий никаких лазеек или обходных путей, требующий с идиотской грубостью, чтобы я работал себе в убыток, чтобы я получал за каждую тонну стали меньше, чем стоит ее производство, чтобы я тратил на вас остатки своего состояния, пока мы все не начнем голодать. Такое неразумие немыслимо ни для какого человека, ни для какого грабителя. В своих интересах — не будем говорить о моих или национальных — вы должны на что-то рассчитывать. На что?

Риарден увидел у них взгляд «я смогу вывернуться», странный взгляд, казавшийся скрытным и вместе с тем возмущенным, словно это он скрывал от них какой-то секрет.

— Не понимаю, почему вы так пораженчески смотрите на положение, — угрюмо сказал Моуч.

— Пораженчески? Вы всерьез полагаете, что я смогу остаться в деле при вашем плане?

— Но он лишь временный!

— Временных самоубийств не бывает.

— Этот план только на время критического положения! Пока страна не оправится!

— Как, вы думаете, она сможет оправиться?

Ответа не последовало.

— Как, думаете, я смогу работать, обанкротившись?

— Вы не банкротитесь. Вы всегда будете производить сталь, — равнодушно сказал доктор Феррис не в силах произнести то, что сказал бы другому: «Ты всегда будешь никчемностью». — Тут ничего не поделаешь. Это у вас в крови. Или, выражаясь более научно, вы так сформированы.

Риарден распрямился в кресле: казалось, он пытался найти секретную комбинацию цифр замка и при этих словах ощутил внутри легкий щелчок, словно нашел первую.

— Дело только в том, чтобы пережить этот кризис, — продолжал Моуч, — дать людям передышку, возможность наверстать упущенное.

— А потом?

— Потом дела улучшатся.

— Каким образом?

Ответа не последовало.

— Что их улучшит?

Ответа не последовало.

— Кто их улучшит?

— Господи, мистер Риарден, люди не сидят сложа руки! — воскликнул Холлоуэй. — Они работают, растут, движутся вперед!

— Какие люди?

Холлоуэй неопределенно махнул рукой:

— Люди.

— Какие? Те, которым вы собираетесь скормить остатки «Риарден Стил», ничего не получая взамен? Которые будут и дальше потреблять больше, чем производить?

— Условия изменятся.

— Кто их изменит?

Ответа не последовало.

— Осталось у вас, что присваивать? Если вы раньше не понимали сущности своей политики, то не может быть, чтобы вы не поняли ее сейчас. Посмотрите вокруг. Все эти чертовы народные государства по всему миру существовали только на подачки, которые вы выжимали для них из этой страны. Но выжимать и красть вам уже негде. Для этого не осталось на земном шаре ни одной страны. Эта была самой великой и последней. Вы истощили ее. Опустошили. Безвозвратно лишили величия. Остался только я. Что вы будете делать, вы и ваши народные государства, когда покончите со мной? На что надеетесь? Что видите впереди, кроме простого, сурового, животного голода?

Они не отвечали. Не смотрели на него. На их лицах было выражение упрямой обиды, словно они слышали призыв лжеца.

Потом Лоусон негромко заговорил с упреком и презрением:

— Ну, в конце концов, вы, бизнесмены, много лет предсказывали бедствия, вы вопили о катастрофе при каждом прогрессивной мере, говорили, что мы сгинем, но мы не сгинули.

Он начал улыбаться, но отшатнулся от внезапной напряженности в глазах Риардена.

Хэнк ощутил еще один щелчок, более громкий, найдя вторую цифру в механизме замка, и подался вперед.

— На что вы рассчитываете? — спросил он; голос его стал негромким, монотонным, настойчивым.

— Вопрос только в том, чтобы выиграть время! — выкрикнул Моуч.

— Времени уже не осталось.

— Нам нужна только возможность! — на высоких тонах произнес Лоусон.

— Возможностей не осталось.

— Нужно только подождать, пока мы оправимся! — выкрикнул Холлоуэй.

— Пути для этого нет.